- Смотреть тошно! - сказал кто-то.
   Две дамы стряхнули с себя оцепенение, набрались смелости и  пересекли
пустое пространство. Супруга советника Гарниша катилась шариком,  волоча
за собой красный бархатный шлейф; секунда в секунду подошла она к финишу
вместе с одетой в желтое фрау Кон; одним и тем же движением схватили они
одна свою Сидонию, другая свою Мету и с каким триумфом вернулись!
   - Я думала, в обморок упаду, - сказала пасторша, когда - слава  богу!
- Кетхен также оказалась у нее под боком.
   Хорошее настроение восстановилось, острили над старым греховодником и
сравнивали его с графом из пьесы фрау  фон  Вулков.  Конечно,  Густа  не
тайная графиня; в пьесе,  в  угоду  президентше,  таким  обстоятельствам
можно и  посочувствовать.  Впрочем,  там-то  все  еще  более  или  менее
терпимо, ведь графиня собирается замуж  всего  лишь  за  своего  кузена,
тогда как Густа...
   Старик Бук, обнаружив, что все, кроме будущей  невестки  и  одной  из
племянниц, его оставили, удивленно вскинул  брови;  больше  того,  видно
было, что под  перекрестным  огнем  устремленных  на  него  взглядов  он
почувствовал себя  неловко.  В  публике  обратили  на  это  внимание,  и
Дидериха даже  взяло  сомнение:  а  может  быть,  скандальная  небылица,
рассказанная матерью, и вправду самая настоящая быль? Видя, что призрак,
которого он же  пустил  гулять  по  свету,  обретает  плоть  и  кровь  и
вырастает в нешуточную  силу,  Дидерих  содрогнулся.  На  сей  раз  удар
нанесен не какому-нибудь Лауэру,  а  старому  господину  Буку,  наиболее
почтенной   фигуре   времен   дидериховского   детства,   отцу   города,
олицетворявшему его гражданский дух, человеку, приговоренному к смертной
казни в сорок восьмом! В душе у Дидериха что-то восставало против им  же
самим затеянного похода. Да и абсурд это, конечно: такой удар далеко  не
сломит старика. Если откроется, кто зачинщик, тогда надо  быть  готовым,
что все от него, Дидериха, отвернутся. Но все же удар нанесен и попал  в
цель. Теперь уже речь шла не только о семье, которая  разваливалась,  но
все еще тяжким грузом висела на старом  Буке:  брат  -  без  пяти  минут
банкрот, зять - в тюрьме, дочь - уехала с любовником,  а  из  сыновей  -
один мужик мужиком, второй неблагонадежен и по убеждениям, и  по  образу
жизни; а теперь впервые заколебалась почва под ногами у самого  старика.
Пусть же он падет, дорогу Дидериху Геслингу! И  все  же  Дидериха  обуял
такой страх, что он выскочил в коридор на поиски туалета...
   Дидерих бежал. Уже прозвенел звонок  ко  второму  акту.  И  вдруг  он
столкнулся с тещей бургомистра, которая тоже спешила, хотя и  по  другой
причине. Она поспела вовремя: зять по наущению жены направлялся к Буку с
намерением поддержать старика своим авторитетом.
   - Авторитетом бургомистра прикрыть такой срам! - Теща была вне  себя,
она даже охрипла. Супруга же тоненьким,  пронзительным  голоском  упорно
доказывала, что Буки как были, так и остаются самыми благородными людьми
в городе, только вчера Милли Бук дала  ей  прелестнейшую  выкройку.  Обе
теребили его, исподтишка награждали  пинками  и  тянули  каждая  в  свою
сторону; он  попеременно  соглашался  то  с  одной,  то  с  другой,  его
бесцветные бачки взлетали то вправо, то влево, а глаза были совсем как у
зайца. Проходившие мимо люди подталкивали друг  друга  и  как  очередную
сенсацию шепотом передавали из уст в уста то, что Дидерих уже слышал  от
Вольфганга Бука. Ввиду столь важных событий  Дидерих  забыл  о  коликах,
остановился и, вызывающе щелкнув каблуками, отвесил поклон  бургомистру.
Тот приосанился, оставил своих дам и протянул Дидериху руку.
   - Милейший доктор Геслинг, очень рад! Прекрасный бал, не правда ли?
   Но Дидерих, видимо, не склонен был поддаваться на  эту  пустопорожнюю
приветливость, столь свойственную бургомистру. Он выпрямился -  грозный,
как рок... Испепеляющее око...
   - Господин бургомистр,  чувствую  себя  не  вправе  скрывать  от  вас
некоторые факты, которые...
   - Которые? - повторил, бледнея, доктор Шеффельвейс.
   - Которые имеют место, - жестко отчеканил Дидерих.
   Бургомистр молил о снисхождении.
   - Мне уже все известно... Вы имеете в виду эту злополучную историю  с
нашим всеми уважаемым... Я хотел сказать - грязные делишки старика Бука?
- шепнул он на ухо Дидериху.
   Тот не шелохнулся.
   - Вам не следует обманывать себя, господин бургомистр. Я подразумеваю
вас лично.
   - Молодой человек, я все же просил бы вас...
   - К вашим услугам, господин бургомистр!
   Доктор Шеффельвейс ошибался, если думал, что эту горькую  чашу  легче
отвратить протестом, чем мольбой! Он был в руках у Дидериха.  Зеркальная
галерея опустела. Обе дамы бургомистра затерялись в сутолоке у  входа  в
зал.
   - Бук  и  компания  стараются  нанести  контрудар,  -  сухо  произнес
Дидерих. - Они разоблачены и мстят.
   - Мне? - Бургомистр подскочил.
   - Поклеп. Повторяю: на вас возведен гнусный поклеп. Ни  один  человек
этим измышлениям не поверит,  но  в  наше  время  -  время  политических
схваток...
   Он не договорил, лишь пожал плечами. Доктор  Шеффельвейс  ссутулился.
Он хотел посмотреть Дидериху в  лицо,  но  взгляд  его  скользнул  мимо.
Дидерих заговорил голосом самого правосудия:
   - Господин бургомистр! Вы, надеюсь, помните наш разговор у вас дома в
присутствии асессора Ядассона. Уже тогда я предупреждал вас, что в нашем
городе возьмет верх  дух  нового  времени.  Демократическое  слюнтяйство
отжило  свой  век!  Нынче  требуется  непримиримый  национализм.  Я  вас
предупреждал!
   -  Мысленно  я  всегда  был  на  вашей  стороне,  дорогой   друг,   -
оправдывался  доктор  Шеффельвейс,  -  тем  более  что  я   пламеннейший
приверженец  его  величества.  Наш  несравненный  молодой  кайзер  столь
оригинальный мыслитель... весь порыв и действие... и...
   - Личность исключительная, - строго закончил Дидерих.
   -  Исключительная...  -  повторил  бургомистр.  -  Но  мое  положение
обязывает меня считаться и  с  одной  стороной,  и  с  другой  стороной,
поэтому я и сейчас могу вам лишь повторить: создайте новые факты.
   - А мой процесс? Я сразил врагов его величества.
   - Я вам препятствий не чинил. И даже поздравил вас.
   - Мне ничего об этом не известно.
   - По крайней мере - в душе.
   - Нынче, господин бургомистр, необходимо открыто  становиться  на  ту