поддерживающих  его   групп   давления   приводит   к   нарастанию   степени
субоптимальности проводимых им экономических мероприятий, -  иными  словами,
увеличивает объем диспропорций, вносимых в экономическую систему.  Чем  выше
объем ресурсов, который могут предоставить те или иные  субъекты,  тем  выше
вероятность  того,  что  именно  их  интересы  будут   удовлетворяться   при
формулировании  политических  решений,  даже   если   при   этом   наносится
значительных ущерб другим,  "менее  важным"  с  точки  зрения  правительства
группам хозяйствующих субъектов, или даже самому государству.  Правительство
становится  "близоруким"   и   отдает   предпочтение   тактическим,   а   не
стратегическим выгодам, поскольку не уверено, что  "доживет"  до  реализации
последних.6)
   Два   упомянутых    типа    экономических    потерь    -    обусловленных
непроизводительным использованием ресурсов и экономическими диспропорциями -
являются в значительной  мере  альтернативными  друг  другу.  Действительно,
результатом взаимодействия групп давления на политическом рынке  может  быть
минимизация потерь, связанных с фактором диспропорций,7) однако  в  процессе
такого  взаимодействия  может  быть   растрачено   значительное   количество
экономических ресурсов. Возникает еще один заколдованный круг:  в  условиях,
когда  минимизируются  экономические  потери  одного  типа,  максимизируются
экономические потери другого типа, и наоборот. Следовательно, сама  по  себе
конкуренция между группами давления, имеющими противоположные  интересы,  не
может  рассматриваться  как  противоядие  от  неэффективного   использования
ресурсов. В отличие от конкуренции на экономических рынках,  конкуренция  на
политических  рынках  даже  в  теории   не   мажет   обеспечить   достижение
хозяйственного оптимума.
   Однако наиболее важным следствием неопределенности на политических рынках
является то обстоятельство, что она делает совершенно невозможным сколь-либо
конструктивное государственное экономическое регулирование. С одной стороны,
оно становится все более ориентированным  на  специфические  интересы  групп
давления, оказывающих политическую поддержку существующей власти.  С  другой
стороны, существуют мощные стимулы игнорировать "неприятные" государственные
предписания, поскольку реальный контроль за их  выполнением  отсутствует,  а
сами они в любой момент могут быть заменены другими, скорее всего совершенно
отличными.
   При обострении конкурентной борьбы на  политических  рынках  (например  в
преддверие  выборов)  данный  фактор  мажет  привести  к  полному   параличу
"созидательной" (т.е. не  направленной  на  удовлетворение  интересов  групп
давления)    деятельности    государства.    Рекордное    падение    доходов
государственного бюджета в 1-2-м кварталах текущего года является  одной  из
наиболее впечатляющих  иллюстраций  этого  тезиса.  Хозяйствующие  субъекты,
оперируя в нетранспарентной экономико-политической среде, просто  игнорируют
свои  обязательства  перед  государством,   зная,   что   правительство   не
заинтересовано уличать их в нарушениях и наказывать за это: ведь  тем  самым
оно  лишилось  бы  их  поддержки.  Правительство  же,  по  сути,   молчаливо
согласилось с правилами "игры в одни ворота": чем больше сумма задолженности
бюджету, тем выше вероятность ее списания в будущем  и,  следовательно,  тем
выше стимулы к ее наращиванию.
   За относительно короткую историю российской экономической реформы это уже
не первый случай, когда неопределенность на политических рынках  приводит  к
такого рода "игре в одни  ворота".  Достаточно  вспомнить  острейший  кризис
неплатежей 1992-1993 гг., который во многом был  спровоцирован  политической
неопределенностью, связанной с противостоянием  правительства  и  Верховного
Совета. Несмотря на отсутствие денег на счетах предприятий, их  руководители
продолжали продавать и покупать продукцию  в  кредит,  с  полным  основанием
ожидая, что субъекты политических рынков  в  конце  концов  будут  вынуждены
прибегнуть  к  массовому  списанию  долгов,  чтобы   заручиться   поддержкой
"капитанов промышленности". Общая схема была тогда очень похожей: чем больше
сумма взаимной задолженности, тем выше вероятность  ее  списания,  -  и  тем
целесообразнее ее дальнейшее увеличение.
   Разумеется, неопределенность на политических  рынках  может  поражать  не
только страны с  переходной  экономикой,  но  именно  в  них  она  принимает
наиболее острые формы. В таких странах существуют  все  предпосылки  для  ее
экспоненциального нарастания: быстрая поляризация общества на "выигравших" и
"проигравших" в ходе борьбы  за  первичное  перераспределение  хозяйственных
полномочий и прав собственности; высокие ставки в борьбе  вокруг  перспектив
их  вторичного  перераспределения;  наличие  политических  сил,  выдвигающих
радикально отличные от проводимых правительством экономические программы.  В
то же время именно для стран с переходной экономикой такая  неопределенность
наиболее опасна: ведь она может не только помешать поиску эффективных  путей
выхода из трансформационного кризиса, но и вообще заставить забыть  о  целях
экономических преобразований, оставив  их  лишь  в  области  риторики,  а  в
практической  сфере  подменив  их  бесконечным  выяснением  отношений  между
соперничающими политическими силами.
   Благодаря перечисленным обстоятельствам неопределенность на  политических
рынках может играть роль одного из главных препятствий на  пути  перехода  к
эффективно функционирующему рыночному хозяйству. Каковы же вероятные пути ее
преодоления?
   Наиболее прямолинейный путь заключается в радикальном ограничении степени
конкурентности политических рынков.  Успех  экономических  преобразований  в
таких странах, как Чили и Южная Корея, во многом может быть объяснен как раз
наличием  предоставляемых  авторитарными   режимами   твердых   гарантий   в
продолжении выбранного политического курса. О необходимости "сильной власти"
в период радикальной экономической реформы  неоднократно  писали  российские
экономисты  и  политологи.  Однако  перспективы  реализации  этого  пути   в
современных условиях едва ли можно назвать многообещающими.
   Более целесообразной является  разработка  институциональных  механизмов,
ограничивающих   возможности   осуществления   прибыльных    инвестиций    в
политическое лоббирование. Прежде всего это относится к ужесточению контроля
за поведением субъектов принятия политических решений и  пресечения  попыток
нелегального  использования  ими  служебного  положения  с  целью  повышения
собственного благосостояния. Вместе с тем надо иметь в виду, что "легальное"
лоббирование - нормальный элемент демократической системы, и задача  состоит
не  в   его   искоренении,   а   в   придании   ему   цивилизованных   форм,
характеризующихся высокой степенью контроля со стороны общества.
   С целью увеличения издержек изыскания политической ренты может  оказаться
полезным выведение ряда органов государственной  власти  из  сферы  действия
политической  конкуренции  путем  назначения  (или  выборов)  их  членов  на
длительный срок, а также широкое использование  принципа  коллегиального  (а
где это возможно -  и  единогласного)  принятия  решений  в  государственных
органах. Целенаправленная "обработка" группами давления  лиц,  ответственных