На противоположном, полюсе прогресса, при коммунизме, -- торжество разума и
свободы.

Между этими крайними состояниями совершается переход в собственную
противоположность, т. е. от абсолютной несвободы к абсолютной свободе через
три прогрессивные эпохи, но эпохи в первую очередь не самосознания, а
экономического формирования общества, т. е. через развитие форм
собственности. Все три, по Марксу, зиждутся на антагонизме и борьбе.
Рабство начинается с того, что исконная, примитивная, первобытная
покорность человека несвободе сменяется пусть глухим и беспомощным, но
сопротивлением; не только рабы боятся господ, но и господа -- рабов.
История производства вместе с историей антагонизма идет по восходящей линии
при феодализме и капитализме.

Вглядываясь в пять последовательных общественно-экономических формаций
Маркса, мы без труда обнаруживаем, что, если разложить всемирную историю на
эти пять отрезков, они дают возможность обнаружить и исчислить ускорение
совокупного исторического процесса.

Две темы -- возрастание роли народных масс в истории и ускорение темпа
истории -- оказались двумя сторонами общей темы о единстве
всемирно-исторического прогресса и в то же время о закономерной смене
общественно-экономических формаций . Каждый последующий способ производства
представляет собой шаг вперед в раскрепощении человека. Все способы
производства до коммунизма сохраняют зависимость человека -- его рабство в
широком смысле слова. Но как глубоко менялся характер этой зависимости! В
глубине абсолютная принадлежность индивида своему улью, или рою; позже
человек или люди -- основное средство производства, на которое налагается
собственность; дальше она становится полусобственностью, которую уже
подпирает монопольная собственность на землю; наконец, следы собственности
на человека внешне стираются, зато гигантски раздувается монопольная
собственность на все другие средства производства, без доступа к которым
трудовой человек все равно должен бы умереть с голоду (рыночная или
"экономическая" зависимость).

Вдумавшись, всякий поймет, что эти три суммарно очерченные эпохи
раскрепощения, эти три сменивших друг друга способа общественного
производства именно в той мере, в какой они были этапами раскрепощения
человека, были и завоеваниями этого человека, достигнутыми в борьбе. Все
три антагонистические формации насквозь полны борьбой -- пусть бесформенной
и спонтанной по началу и по глубинным слоям -- против рабства во всех этих
его модернизирующихся формах.

Отсюда ясно, среди прочего, что переход от каждой из трех антагонистических
формаций к следующей не мог быть ничем иным, как революционным взрывом тех
классовых противоречий, которые накапливались и проявлялись в течение всего
ее предшествующего исторического разбега. Они были очень разными, эти
социальные революции. Шторм, на несколько последних веков закрывший небеса
античности, не все даже согласны называть революцией, но он был все-таки
действительной социальной революцией в той адекватной форме, в какой она
только и могла тогда извергнуться, -- в форме перемежающихся народных
движений, вторжений, великих переселений и глубоких размывов. Вторая
великая эпоха социальных революций -- классический перевал от феодализма к
капитализму. Третий -- пролетарский штурм капитализма, открывший выход в
социалистическую эру.

[Image]

Если разметить передний край всемирной истории по этим грандиозным вехам --
от возникновения древнейших рабовладельческих государств и через три
финальные для каждой формации революции, то обнаруживается та самая
ускоряющаяся прогрессия, о которой шла речь. Ряд авторов полагает, что
длительность или протяженность каждой формации короче, чем предыдущей,
примерно в три или четыре раза. Получается геометрическая прогрессия, или
экспоненциальная кривая (см. схему 1).

[Image]

Хотя бы в самом первом приближении ее можно вычислить и вычертить. А
следовательно, есть и возможность из этой весьма обобщенной логики истории
обратным путем по такой кривой хотя бы приблизительно определить время
начала и первичный темп движения человеческой истории: исторический нуль.
Но прежде чем совершить такую редукцию, надо рассмотреть еще одну сторону
этой общей теории исторического процесса.

Со времени рабовладельческого способа производства мы видим на карте мира
народы и страны передовые и отсталые, стоящие на уровне самого нового для
своего времени способа производства и как бы опаздывающие, стоящие на
предшествующих уровнях. Сейчас на карте мира представлены все пять способов
производства. Может прийти мысль, что, стартовав все вместе, народы затем
двигались с разной скоростью.

[Image]

Но если так, нельзя было бы и говорить о выяснении какого-то закономерного
темпа истории вообще. Однако на самом деле перед нами вовсе не независимые
друг от друга переменные. Отставание некоторых народов есть прямая функция
выдвижения вперед некоторых других. Так вопрос стоит на протяжении истории
всех трех классово антагонистических формаций. Чем больше мы анализируем
само понятие общества, основанного на антагонизме, тем более выясняется,
что политическая экономия вычленяет при этом "чистый" способ производства,
стоящий на "переднем крае" экономического движения человеческого общества.
Но в сферу политической экономии не входит рассмотрение того, как же вообще
антагонизм может существовать, как он не пожирает себя едва родившись, как
не взрывает сразу общество, основывающее на этом вулкане свое бытие? Ответ
на этот вопрос дает только более общая социологическая теория.

Социально-экономические системы, наблюдаемые нами на "переднем крае"
человечества, существуют и развиваются лишь благодаря всасыванию