мыслительных элементов предшествует оперированию одним элементом . Но эти
два элемента вовсе и не представляют какой-либо смысловой ассоциации: их
соединение и одновременное различение семантически достаточно случайно и
несуразно. Примерами могут служить и многие поэтические метафоры. Как
видим, применение логического понятия "абсурд" к дипластиям есть забегание
вперед: поначалу дипластия вообще вне семантики, является до-смысловой. Она
оказывается абсурдом только у порога того времени, которое зачинает в себе
смысл: значение и понятие.

Для этого дипластия должна слепиться с другой. Ведь возможна встреча двух
дипластий, у которых один из двух элементов общий. Образуется
трехэлементная цепочка. Ее можно изобразить так же, как треугольник.
Назовем ее трипластией.

Как мы помним, в дипластии, как таковой, нельзя определить, какой из двух
элементов является "знаком", какой "обозначаемым": они взаимно играют эти
роли.

[Image]

Иное дело в трипластии, где по отношению к одному элементу, общему для двух
слипшихся дипластий, два других элемента оказываются в отношении
произвольной взаимозаменимости или эквивалентности. Тут уж не смешаешь:
именно они и являются "знаками" этого первого элемента, ибо они различны
между собой, и это свидетельствует, что субстанция каждого из них
совершенно безразлична к субстанции первого, ничем с нею не связана, а ведь
именно такая "немотивированность" и существенна для определения "знака".

Трипластия возможна в двух вариантах, которые мы графически изобразим в
виде двух треугольников (рис. 1). В первом треугольнике некая "вещь"
(объект) а имеет два разных "знака" -- в и с, которые по отношению к а
взаимозаменимы. Можно сказать, что по отношению друг к другу они
синонимичны. Во втором случае "слово" могло бы быть названо омонимом, но
это неправомерно, ибо на самом деле здесь роль "знаков" играют две "вещи"
-- в и с, взаимозаменимые по отношению к одному "слову" а.
Взаимозаменимость двух "слов" образует основу "значения": последнее, как
уже говорилось, есть их инвариант, т. е. то, что остается неизменным при их
обмене, переводе, иными словами, при аннигиляции их различий; этот
неразменный остаток как раз и есть нечто, стоящее между "знаком" и
"денотатом" (обозначаемым объектом), и над природой чего ныне работают
лингвисты, семиотики и логики. В. А. Звегинцев прав, догадываясь, что
разгадка "значения" таится в явлении синонимии , но, очевидно, надо
преодолеть традиционное связывание этого важного понятия только с
лексикологическим уровнем: в широком смысле синонимами можно назвать не
только два слова, но и любые две группы или системы слов. Каждому слову и
каждому предложению в нашей современной речи может быть подобран
лингвистический эквивалент -- будь то слово, фраза, обширный текст или
паралингвистический знак, и мы получим два (или более) синонима, которые
объясняют друг друга, т. е. которые имеют общее значение. Что же касается
взаимозаменимости двух "вещей", то она образует основу "понятия". Если две
разные вещи обмениваемы друг на друга по отношению к некоему слову, значит,
это есть отвлечение и обобщение в данном слове их инварианта или их
контакта. Разумеется, сказанное далеко не охватывает огромной проблемы
образования понятий. Но, думается, заслуживает внимания то, что все общие
понятия состоят из простейших зерен -- двоек, составляющих минимум
обобщения. То же относится и к значениям.

Мы уже не раз определяли категорию значения как то, что обще двум знакам
одного явления. Категория значения еще не вполне переводит нас из мира
суггестии в мир познания. Однако вместе с нею уже появляются некоторые из
тех трудностей, которые познание будет преодолевать. А именно значение
осуществляет выделение денотатов из безграничной взаимосвязанности вещей, и
тем самым оно обособляет и изолирует "явления" (предметы, факты, события,
элементы окружающего мира). В этом мире, где "все связано со всем", ум
вычленяет и конструирует единицы -- денотаты. Разумеется, в этом таится
величайшая односторонность и искажение, не меньшие, чем обратный грех
второй сигнальной системы -- фантастическое сдваивание в дипластии никак не
связанных друг с другом явлений. В дальнейшем развитие мышления и логики
будет неустанно преодолевать рассечение мира эквивалентными, т. е.
взаимозаменимыми знаками на разные изоляты: оно будет находить связи
рассеченных явлений -- каузальные и структурные. Пока нам важно, что именно
значения дробят мир на "кирпичи".

Трипластия -- первый шаг на пути к мышлению, следовательно, и первый шаг
контрсуггестии, который приведет в дальнейшем к превращению второй
сигнальной системы из механизма интериндивидуального влияния в
отражательный, познавательный, информативный механизм. Следующий шаг можно
представить как соединение двух трипластий и образование тетрапластии,
которую графически изображает рис. 2. Это более глубокий вход из сублогики
в логику: налицо ряд знаков (а, в) и ряд обозначаемых предметов (с, d),
связанных через значения и элементарные понятия.

[Image]

Рассмотрим ближе, что при этих преобразованиях происходит с внутренней
природой дипластии: как дипластия расслаивается, "растаскивается". Это
можно называть генетической логикой (хотя данное выражение употреблялось
другими авторами в других смыслах).

Прежде всего, еще и еще раз: применительно к животным физиологический
термин "генерализация", вообще условный и неудачный, не имеет ничего общего
с обобщением в психике и логике человека . А именно, животные не
отождествляют двух явлений, они их просто либо различают, либо смешивают
между собой, когда не различают, т. е. в последнем случае это не два
раздражителя, не "такие же", а один -- "тот же". Пример: собака в городской
квартире была приучена выполнять команду "посмотри в окошко", перевезенная
на дачу, она с первого раза выполнила ту же команду, хотя окошко было
совсем другое по размерам, расположению, окраске, открывающемуся виду и т.
д.; собака "узнала" окошко по части признаков, несмотря на "изменившиеся"
остальные, ибо такова природа формирования рефлексов, а в то же время это