реалистические изображения сходят на нет с развитием речемыслительной
деятельности ископаемых людей в конце палеолита, в мезолите и неолите.
Лучше не пользоваться историко-культурными категориями, принадлежащими
позднейшим временам. Пока мы видим перед собой всего лишь факт создания
подобий -- внешнего удвоения явлений, что ставит вопрос: прямо ли это
удвоение видимых объектов или же это удвоение посредников -- внутренних
образов? Ответ, по-видимому, гласит, что внутреннее удвоение, образ,
развивается в антропогенезе лишь после появления внешнего удвоения --
подражания, копирования, хотя бы самого эмбрионального. Поясню таким
примером: "неотвязчивая мелодия" преследует нас не просто как звуковой
(сенсорный) след, но как наши усилия ее воспроизвести беззвучным
напеванием, отстукиванием ритма, проигрыванием на инструменте, голосом.
Вероятно, еще до того, еще только слушая эту мелодию, мы ее почему-то
связывали с неуловимостью, ускользанием -- словом, с некоторой
недоступностью. Чаще образ бывает не слуховым, а зрительным. Образ не
образ, если нет всматривания в него, вслушивания -- словом, рецепторной или
двигательной нацеленности на него. Образ обычно неволен, непроизволен,
нередко навязчив, но все же он есть активное нащупывание двойника (копии)
оригинала.

Следовательно, у животных нет образов в полном смысле. Но у них уже есть
галлюцинатороподобные состояния -- предпосылка галлюцинаций, которые сами
являются предпосылкой образов. Галлюцинации возникают у современных людей,
между прочим, в условиях сенсорной изоляции, например, при длительном
пребывании в сурдокамере. Другие галлюцинации, двигательные, возникают при
моторной изоляции; самый крайний пример -- фантом движений ампутированной
конечности. Если мы заменим теперь эти случаи чисто физической депривации
-- депривацией посредством нейросигнального механизма, а именно
генерализованной интердикцией, максимум галлюцинаций придется на время
поздних палеоантропов -- ранних неоантропов. Там же начало попыток сбросить
это нервное бремя, т. е. зарождение собственных образов.

Однако образ и действие не только взаимосвязаны, а и противоположны друг
другу: не только галлюцинатороподобное состояние у животных порождает (как
упоминалось выше) ложный рефлекс, а и образ есть квазирефлекс. Ему
предстоит либо перейти в доподлинное действие, которое воплотит, реализует
и тем самым снимет образ, либо быть оттесненным в забвение.

При включении во вторую сигнальную систему (когда и насколько наступило ее
господство) образ и действие преобразуются в представление и деятельность.
Взаимодействие последних порождает два феномена. 1) Деятельное
представление -- это создание деятельностью подобий, двойников, копий
объектов, как действительных, так и глубоко деформированных еще на стадии
образов и представлений. Образ из прощупываемого стал вполне обладаемым.
Это обход неприкосновенности окружающего мира посредством создания
отраженного прикосновенного мира, ибо само создание есть приложение рук и
телесных сил, а также имеет целью чужое восприятие. Люди заменяют
естественную среду искусственной, неестественной -- сферой культуры:
производством звуков и телодвижений, зрительных, вкусовых и обонятельных
воплощений мнимого, т. е. представляемого. 2) Представляемая деятельность
-- необходимость для воплощения чего бы то ни было результативно
воздействовать на материал, поэтому представлять себе и саму деятельность.
Работающий предвосхищает не только результат, но характер и порядок самой
деятельности. На кусок мамонтового бивня в ориньяке-солютре в некоторых
случаях сначала наносился кремневым резцом контур того костяного изделия,
которое предполагалось получить , -- это предвосхищение результата, но и
предстоящей обработки бивня. Эта представляемая деятельность является
отражением природной действительности и тоже, как и цель, подчиняет себе
волю и внимание работающего.

Общение между людьми (отстранение человека от вещей и распоряжения ими) и
воздействие людей на природный материал (средства и возможности нечто
изменить не в воображении, а в действительности) в конце концов
соединяются: отстранение от вещей приобретает характер собственности,
которая отодвигается в плоскость отношений между группами, чтобы позже
породить пограничные межобщинные меновые связи, тогда как внутри групповой
собственности перевешивает деятельность с вещами, т. е. обработка материи.
Впрочем, в начале истории все это только эмбрион.

Но вернемся к двойникам. Ориньякские поразительно реалистические (по
безупречности анатомии и динамики) изображения животных были "двойниками",
"портретами", а не обобщениями: "двойниками" неких индивидуальных особей. В
плоскости эволюции мышления мы назвали это дипластией; здесь два явления,
явно различные, несовместимые, исключающие друг друга, в то же время
отождествлены. Они образуют пару -- ту самую, которую А. Валлон для
онтогенеза называет бинарной структурой, а для филогенеза и предыстории --
дипластией, т. е. "пару, которая предшествует единице" и служит самой
изначальной операцией ума. На языке логики имя этой операции -- абсурд.
Создание изобразительных двойников было созданием устойчивых нелепостей,
или абсурдов, типа "то же, но не то же" и тем самым выходом на уровень,
немыслимый в нервной деятельности любого животного. Последующая история ума
была медленной эволюцией средств разъединения элементов, составляющих
абсурд, или дипластию.

Этому противоречивому объединению в одно и то же изобразительной копии и
живого оригинала, надлежит думать, отвечала какая-то эмотивная реакция.
Она-то и "склеивала" несоединимое: эту эмотивную реакцию, вернее, ее
выражение можно было вызвать у других подражанием, но она находила
подкрепление и могла быть стойкой, только если отвечала наличию двух
противоречащих друг другу раздражителей; данное выражение эмоции своей
определенностью, фиксированностью превращало их в тождество, т. е. в их
одинаковость по отношению к этому выражению эмоции, однако только при
условии, что они не только не одинаковы между собой, но противостоят друг
другу. Такая эмоция свидетельствовала об абсурде и нуждалась в нем. Следом
этого остается факт, выраженный в так называемом законе А. Элькоста: всякое
человеческое чувство в норме амбивалентно (внутренне противоречиво) .

Вспомним еще раз, что ультрапарадоксальное состояние в высшей нервной
деятельности животных порождается столкновением, т. е. одновременным
наличием двух раздражений, противоположных друг другу по своему знаку, --