Нолетт в Бельгии.

При всей фрагментарности этих костных остатков складывался определенный
образ, заметно отклонявшийся от скелета человека и как раз в сторону
обезьяны: сутулый, с понижающимся черепным сводом, с выступающими
надглазничными дугами, с убегающим подбородком. Это казалось вполне
удовлетворительным приближением к обезьяночеловеку, в частности французским
авторам (в Англии Гексли, Кинг, в Германии Шаффгаузен были несколько
осторожнее). Прикладывая схему Геккеля, проводили мысленную прямую линию
между человеком и антропоморфной обезьяной через неандертальца; хотели
видеть в нем биссектрису, делящую угол между человеком и обезьяной.
Неандерталец не очень-то укладывался на эту середину и его подчас несколько
стилизовали, подталкивали к обезьяне, благо не доставало и лицевых костей,
и других костей скелета. Но и само представление, что только точно
срединное морфологическое положение удостоверяет личность обезьяночеловека,
было наивным, начальным. Почти не возникало и помысла, чтобы понятие
обезьяночеловека могло охватывать несколько видов, стоящих морфологически
на разных расстояниях между обезьяной и человеком. Только Мортилье допускал
идею о "расах" обезьянолюдей. Однако научная мысль деятельно ставила
вопросы, которые таили разные возможные продолжения этой эпопеи. Отметим
два противоположных хода мыслей.

Г. де Мортилье после Геккеля и Фохта стал главным в Европе поборником идеи
обезьяночеловека. Это был тоже смелый материалист. Мортилье участвовал в
революции 1848 г. и на всю жизнь остался революционером, мелкобуржуазным
социалистом и воинствующим атеистом. Наука о доисторических людях была, по
его словам, "одним из последствий великого освободительного умственного
движения XVIII века" -- материализма и безбожия
энциклопедистов-просветителей. Как уже отмечено выше, это он, Мортилье, был
бесспорным основателем науки о каменном веке, подразделив палеолит на
главные этапы и связав с историей фауны и геологией ледниковой эпохи.
Парижская коммуна 1871 г. словно дала стимул его интересу к проблеме
обезьяночеловека. Он не был анатомом или натуралистом, но, не взирая на
позицию Дарвина, придал первостепенное значение идее обезьяночеловека для
философии и науки. В 1873 г. Мортилье выступил с работой на эту тему. Он
горячо ратует за симиальную теорию происхождения человека, признает
необходимость промежуточного звена между обезьяной и человеком, колеблясь
лишь, как называть его: антропопитек или гомосимиа. В глазах Мортилье
неандерталец -- полуобезьяна. Но вот что смущает его ум: ему кажется, что
каменные орудия ко времени, когда жил неандерталец, уже слишком
человеческие. Силясь найти выход из этого противоречия, Мортилье допускает,
что череп из Неандерталя -- атавизм: данный индивид был в это геологическое
время (средний плейстоцен) пережитком, остатком гораздо более древней
эпохи, возможно плиоцена. Иначе говоря, неандерталец мысленно сдвигается в
глубь времен.

Интересно, что три года спустя, в 1876 г., антрополог И. Топинар выступил с
совершенно аналогичной гипотезой. Он был настолько стеснен глубоко
обезьяньим обликом неандертальца, что тоже прибег к модной идее атавизма:
данный неандерталец был в век мамонта реликтом наших третичных предков.
Впрочем, может быть, Топинар не был самостоятелен и просто примкнул к мысли
Мортилье.

Другое направление мыслей о неандертальце имело обратный прицел: видеть в
данном ископаемом неандертальце прародителя многих более поздних поколений.
Это направление связано с именами двух крупных и для своего времени весьма
компетентных французских антропологов Катрфажа и Ами. В 1873 г. они в
"Crania ethnica" включили череп из Неандерталя в серию других более поздних
ископаемых черепов, чтобы показать не единичный характер этой находки.
Авторы построили теорию о "примитивной расе", уходящей в глубокое прошлое,
но представленной ископаемыми остатками и в верхнем плейстоцене, и в
голоцене. Они назвали ее по одной из включенных в серию находок
"Канштадской расой". Сюда попали костные человеческие остатки относительно
позднего времени из Эдисгейма, из Гурдана и другие, так же как челюсть из
Арси-сюр-Кур (позже и из Ла Нолетт). Оказалось, что если неандерталец --
обезьяночеловек, то таковой представлен и позднейшими отпрысками, изредка
тут и там обнаруживаемыми под землей, причем -- что самое интересное -- не
только в древнее время, но и вплоть до наших дней. Катрфаж и Ами
представляли себе, что подчас неандерталец возрождается тут как атавизм.

От концепции Катрфажа и Ами давно не осталось камня на камне. В ряде своих
примеров они явно ошиблись. Однако, кто знает, может быть, антропология со
временем еще раз тщательно пересмотрит их серию и обнаружит в ней не одни
только ошибки. Ибо в общем-то были опровергнуты не столько факты, сколько
теоретические посылки Катрфажа и Ами. А теоретические посылки могут быть
еще раз пересмотрены. Они исходили из того, что "примитивность" этой расы
(вида, сказали бы мы) не обязательно подразумевает тот минимум отклонений
от современного человека в сторону обезьяны, который представлен на черепе
из Неандерталя и подобных ему. По их представлению, эти черты могут быть
сильно сглажены, стерты, но все еще находиться по ту сторону рубежа,
отделяющего людей современного физического типа от существенно иной группы.
В глазах этих антропологов было бесспорно, что представители этой группы
жили в разные эпохи вплоть до нашего времени и, следовательно, еще где-то
могут быть встречены. Иными словами, своей "Канштадской расой" Катрфаж и
Ами на самом деле, пусть с промахами, пусть сами не отдавая себе ясного
отчета, связывали неандертальца с представлениями, дошедшими от Линнея, --
о существовании Homo troglodytes еще и среди живущих видов. Обезьяночеловек
обрел бы затухающую позднюю историю рядом с историей человека. Как атавизм?
Или как реликт?

Эта тенденция мысли была подавлена всем дальнейшим движением антропологии:
были приложены самые большие усилия к тому, чтобы загнать палеоантропов в
средний плейстоцен, наглухо замуровать их там, отклоняя все предъявляемые
материалы об их более поздних и соответственно морфологически более стертых
воспроизведениях. Напротив, тенденция мысли Мортилье-Топинара -- отогнать
обезьяночеловека как можно глубже в прошлое -- в общем оказалась в
фарватере последующего развития антропологии.

Но тут надо отметить еще один синтез, рожденный 70-ми годами. В 1876 г.
Энгельс написал набросок для "Диалектики природы", озаглавленный "Роль