. В этой капитальной книге изложен обширный ряд вопросов дарвинизма и
вообще биологии и результатов исследований или размышлений самого Геккеля.
В том числе здесь обоснован биогенетический закон с привлечением многих
примеров из эмбриологии человека. Но нас сейчас касается лишь одно
направление мыслей Геккеля -- это построение генеалогических (родословных)
древ для разных групп живых существ. Он исходил из дарвиновской идеи
родства, их связывающего. Но если Дарвин в "Происхождении видов"
преимущественно подчеркивал неполноту геологической и тем самым
генеалогической летописи, обилие недостающих звеньев в нашем знании
родословных, то Геккель показал возможность по разным признакам
реконструировать такого рода недостающие звенья и с привлечением
геологических знаний приурочивать их к тому или иному времени в истории
Земли. Трудно удержаться от сравнения этих реконструированных
филогенетических рядов с рядами химических элементов в Менделеевской
таблице.

Заметим, что Дарвин очень высоко оценил в целом это направление. Он писал:
"Профессор Геккель в своей "Всеобщей морфологии"... посвятил свои обширные
познания и талант изучению того, что он называет филогенией, или линиями
родства, связывающими все органические существа. При построении различных
(генеалогических) рядов он опирается преимущественно на эмбриологические
признаки и пользуется также гомологичными и рудиментарными органами, равно
как и последовательностью периодов, в течение которых различные формы
жизни, как думают, впервые появились в разных геологических формациях. Этим
он смело сделал большое начинание и показал, каким образом в будущем будет
строиться классификация" . В личном письме к Геккелю Дарвин выразительно
написал, что его книга "очень продвинет наше дело" . Однако, как видим,
Дарвин высказывается лишь о полезности метода, воздерживаясь от выражения
согласия со всем содержанием классификации Геккеля -- со всеми его
реконструкциями.

Среди реконструированных Геккелем генеалогических линий был показан ряд,
идущий от полуобезьян к обезьянам -- низшим и высшим -- и далее к человеку.
И вот в этой родословной цепи Геккель заметил недостающее звено. Он
постарался его гипотетически вставить. Он убедился, что дистанция между
высшими антропоморфными обезьянами, или антропоидами (шимпанзе, горилла,
орангутан и гиббон), и человеком, при всей несомненности родословной связи,
все же слишком велика. Здесь должен быть промежуточный родственник! Пусть
мы его не знаем -- палеонтологи его когда-нибудь найдут. Это будет уже не
четверорукое существо, т. е. не обезьяна, хотя бы и самая высшая, но и не
человек. Его следует ожидать в геологических отложениях относительно
близкого времени -- в конце третичного или в четвертичном периоде. Геккель
дал этому виду краткое предварительное описание и латинское крещение.

Идея, может быть, в той или иной мере была навеяна Геккелю классификацией
приматов в "Системе природы" Линнея. Род Homo Линней разделил на два вида:
человек разумный и человек-животное -- Homo Sapiens и Homo Troglodytes.
Последний описан Линнеем как существо в высшей степени подобное человеку,
двуногое, однако ведущее ночной образ жизни, обволошенное и, главное,
лишенное человеческой речи. Впрочем, ученик и продолжатель Линнея,
редактировавший посмертные издания "Системы природы", выкинул этого
троглодита как ошибку учителя. Однако Геккель, как и все великие
натуралисты-дарвинисты XIX в., превосходно знал Линнея и опирался на его
каноническое, т. е. последнее прижизненное издание, где "человек
троглодитовый" фигурирует. Но ведь Линней описывал лишь живущие виды, а
недостающее звено Геккеля относится к ископаемым вымершим формам. Может
быть, поэтому Геккель придумал ему новое название.

Он назвал это недостающее звено Pithecanthropus alalus -- обезьяночеловек,
не имеющий речи (буквально -- даже зачатков речи, даже "лепета"). Вот как
рисовал Геккель эволюционную линию человека. "Из древнейших плацентарных
(Placentaria) в древнейшую третичную эпоху (эоцен) выступают затем низшие
приматы, полуобезьяны; далее (в миоценовую эпоху) настоящие обезьяны, из
узконосых прежде всего собакообразные (Cinopitheca), позднее
человекообразные обезьяны (Anthropomorpha); из ветви этих последних в
плиоценовую эпоху возник лишенный способности речи обезьяночеловек
(Pithecanthropus alalus), а от этого последнего, наконец, произошел
человек, наделенный даром слова" . < Итак, дата появления обезьяночеловека
в теории -- 1866 г. В этом случае научное открытие тоже шло в разных умах
параллельно и почти синхронно. В следующем 1867 г., причем одновременно на
немецком языке в Брауншвейге и на французском в Базеле, вышла новая работа
Фохта: "О микроцефалах, или обезьяночеловек" .

Собственно говоря, все открытие Фохта содержалось уже в его предыдущей
книге, в его лекциях о человеке (1863 г.), но там еще не доставало этого
понятия, этого термина "обезьяночеловек". Здесь термин "обезьяночеловек"
фигурирует уже в названии книги. Причем для Фохта, как видим, идентично,
сказать ли "обезьяночеловек" или "человекообезьяна" -- выбор зависит лишь
от большего удобства термина для немецкого и французского языка.

Что касается существа идеи, то весьма вероятно, что и Фохту оно могло быть
навеяно "Системой природы" Линнея: линнеевым "человеком троглодитовым".
Однако шел Фохт от имевшихся в его распоряжении эмпирических данных: от
клинической и патологоанатомической картины врожденной микроцефалии.
Восстанавливая эволюционную цепь между обезьяной и человеком, Фохт заявлял:
"Но все-таки пробел между человеком и обезьяной исчезнет тогда только,
когда мы обратим внимание на образование черепа несчастных так называемых
микроцефалов, которые родятся на свет идиотами... Мы можем пользоваться
(этими. -- Б. П.) уродливостями для разъяснения того процесса, которым
человеческий череп вырабатывается до своего типа из типа обезьяньего
черепа". Фохт обращает внимание как на морфологию черепа и мозга
микроцефалов-идиотов, имеющую обезьяньи признаки, так и на их неспособность
к артикулированной речи. Сами по себе, разъясняет он, микроцефалы не
воспроизводят вымерший вид. Но "такие уроды, представляя собой смесь
признаков обезьяны с признаками человека, указывают нам своей
ненормальностью на ту промежуточную форму, которая в прежнее время была,
быть может, нормальною... Таким образом, создание, являющееся ненормальным
в среде нынешнего творения, занимает собою тот промежуток, для которого в
настоящее время не существует уже никакой нормальной формы, но
действительное выполнение которого мы все-таки можем ожидать от будущих