только и исключительно Homo sapiens, что и служит по линии
анатомо-морфологической и функциональной основанием для его радикального
обособления в классификации видов на таксономическом уровне семейства (если
не выше) .

Прежде два обстоятельства затрудняли это заключение. Во-первых, казалось
нужным придавать решающее значение общему весу мозга (исчисляемому особым
образом по его отношению к весу тела). Научная мысль устремилась было еще
более в этом направлении, когда выяснилось, что количество и глубина борозд
не служит показателем эволюционно более высокого уровня мозга, Пытались
выстроить восходящую линию гоминид по признаку объема (и тем самым веса)
мозга, достаточно точно устанавливаемого на ископаемых останках по полости
черепа. Однако заминка обнаружилась уже в том, что объем головного мозга у
неандертальцев оказался не меньше, чем у Homo sapiens, скорее в среднем
несколько больше. Изучение работы мозга человека показало также, что в
мыслительных и других высших функциях принимает участие лишь относительно
малая часть составляющих его нервных клеток, полей и структур. Ставился
даже вопрос: нужен ли в действительности человеку такой большой мозг, не
атавизм ли это вроде аппендикса? Во всяком случае, чем дальше, тем яснее,
что суть проблемы перехода от животного к человеку не в объеме, не в весе
головного мозга как целого. Этот макромасштаб груб и неадекватен.

Во-вторых, раз вторая сигнальная система имеет свой мозговой субстрат не
только в лице микрообразований, но и в виде таких крупных
формаций-посредников, как передняя часть лобной доли, ее присутствие или
отсутствие, скажем, у неандертальцев очень легко установить с полной
достоверностью на основании эндокранов (и даже с немалым приближением на
основании экзокранов, т. е. наружной формы черепов). Поэтому установление
неразрывной связи второй сигнальной системы со специфическими функциями
лобных долей имеет фундаментальное значение для науки о происхождении
человека. Если нет налицо верхних передних формаций лобных долей -- значит
нет речи, значит нет человека.

В мировой науке первое место по мастерству и научной надежности
реконструкции макроморфологии мозга на основании эндокранов (внутренней
полости мозговой части черепа) занимала недавно скончавшаяся В. И.
Кочеткова. Научную базу для применяемых ею методов подготовили В. В. Бунак
и Ю. Г. Шевченко, она же пошла дальше своих учителей. Если ископаемый череп
сохранился и не полностью, даже по обломкам многое можно восстановить путем
проекций по симметрии и по корреляции. Оказалось, внутренний рельеф костей
черепной полости отражает довольно много особенностей и даже деталей
заключавшегося в ней мозга. Трудами В. И. Кочетковой, как и других
исследователей из разных стран, создана надежная наука о том органе,
который никак не мог сохраниться в земле, исчез бесследно и который так
первостепенно нужен для теории происхождения человека. Сейчас перед нами
лежат муляжи головного мозга почти всех видов ископаемых предков
современного человека -- австралопитеков, так называемого Homo habilis,
питекантропов, синантропов, разнообразнейших палеоантропов, кроманьонцев.
Конечно, это только внешняя поверхность, внешняя форма мозга, но при
современных познаниях анатомии мозга приматов и человека (см. первоклассные
исследования Саркисова, Полякова, Кононовой, Блинкова) от нее можно идти к
реконструкции и внутренней структуры, и функционирования, тем более, что
интересуют нас прежде всего вопросы эволюции не нижней и средней частей
головного мозга, а коры. Прослежена судьба всех областей, или долей,
больших полушарий на пути между антропоморфными обезьянами и Homo sapiens.
Применены оригинальные количественные и графические методы. Пусть
результаты не так детализированы, как хотелось бы, они все же совершенно
неоспоримо отвечают на главную часть интересующего нас вопроса.

В. И. Кочеткова была превосходным морфологом, но совсем не психологом -- ее
попытки "палеоневрологического" толкования своих данных о макроструктуре
мозга лежат далеко от современной неврологии и психологии^ . Объективные
результаты ее выдающихся работ не могут быть совмещены с субъективной
приверженностью автора к традиционному (ныне устаревшему) представлению о
троглодитидах как о "людях", о наличии у них "труда", а тем самым с
выдвинутой некогда Е. К. Сеппом и его сотрудниками схеме, согласно которой
исходным пунктом развития специфических человеческих функций и структур
мозга является бурное развитие задних областей коры и координации
расположенных здесь анализаторов . Но как бы ни разрослась эта
затылочно-теменно-височная часть мозга, ведающая его сенсорными функциями,
без резкого поднятия ввысь лобной доли о человеке и его психике не может
быть и речи. А в результате исследований В. И. Кочетковой перед нами
отчетливо выступает филогенетическая цепь существ с дочеловеческим мозгом.
Так, самым тщательным изучением эндокрана так называемого Homo habilis
(презинджантропа), объявленного было западными и некоторыми советскими
антропологами наидревнейшим человеком (ибо он найден был в очень древних
геологических слоях, но в несомненном сопровождении искусственных галечных
орудий так называемого олдовайского типа), В. И. Кочеткова была приведена к
неоспоримому выводу, что его мозг ничем существенным не отличается от мозга
австралопитеков, не имевших никаких орудий. При этом мозг австралопитеков в
свою очередь по основным признакам подобен мозгу антропоидов вроде шимпанзе
и не имеет ничего специфического для мозга Homo sapiens. Выходит, "основное
отличие человека" -- изготовление искусственных каменных орудий --
совместимо с вполне обезьяньим мозгом. Тут иные авторы пускают в ход уж
вовсе схоластическую уловку: орудия Homo habilis еще не имели вторичной
обработки, такие орудия они милостиво разрешают создавать и обезьяне, но
вот орудия со вторичной оббивкой -- это уже собственно орудия, и там, где
есть они, есть и человек! Как будто сложнейшую проблему науки -- проблему
выделения человека из животного мира -- можно свести к элементарной
механике, к количеству ударов, нанесенных камнем по камню по той или другой
его стороне, или к той или иной очередности и взаимосвязанности этих ударов.

Но вот мозг следующего эволюционного звена, археоантропов, тоже не содержит
отделов, специфических и неотъемлемых для нашей речевой деятельности,
следовательно, для нашей трудовой деятельности в выше определенном смысле
-- в смысле Маркса, хотя объем его увеличился, некоторые области и поля
разрослись сравнительно с мозгом высших обезьян и австралопитеков. У
палеоантропов эти изменения строения мозга пошли значительно дальше, но и у
них недостает развитой верхней лобной доли, именно того, что у человека
осуществляет речевое регулирование и программирование деятельности, т. е.