все эти определения приписываются индивиду как некоей всеобщности, он
оказывается единичным, изолированным существом, один на один противостоящим
миру, несмотря на все словесные утверждения его социальности... Речь идет
не о том, что психология должна сосредоточиться на исследовании
общественных связей между людьми, а о том, что общественную природу
индивида нельзя искать в нем самом, вне его связи с другими людьми..."

Автор возражает против подмены реального индивида, определенным образом
включенного в общественные отношения, абстрактным общественным человеком
вообще, всеобщим родовым существом. "Такой способ анализа вырывает этого
гипотетического индивида из общественной связи с другими людьми и тем самым
отрезает пути для выявления социальной обусловленности психического.
Психическая деятельность как предмет психологии так же неотрывна от
индивида, как его физиологическая деятельность... Но эта особенность
предмета психологии незаметно и неправомерно проецируется на способ решения
вопроса о социальной обусловленности психического. Все психологи сходятся
на утверждении общественной сущности психического, но она оказывается затем
внутренне присущей отдельному индивиду. Поскольку же общественные
определения оказываются уже изнутри присущими свойствами сознания, психики,
деятельности и т. д. индивида, то нет необходимости в постоянном учете его
общественной связи с другими людьми. Возникает иллюзия, что индивид, как
таковой, является исходной точкой различных определений, что и отношение к
миру, и отношение к общественному богатству и т. д. могут осуществляться
изолированным индивидом.

Именно поэтому... познанию индивида приписываются особенности познания,
присущие всему человечеству в целом, а деятельности отдельно взятого
индивида -- признаки деятельности, присущие только человеку вообще: ее
целесообразный, творческий, продуктивный характер и т. д. Отдельный индивид
ни в плане познания, ни в плане действия не противостоит один на один
бытию, а выступает лишь участником общественно организованного целого".

"Прежде всего сама психическая деятельность не была определена как
коммуникативная связь с другими людьми. Связь психической деятельности
индивида с другим индивидом не вошла в определение психической
деятельности, которое фиксирует связь психического с миром и с мозгом...
Раскрытие социальности в психологии пошло скорее по пути упоминания
безличных обстоятельств, "ситуаций", "условий", "задач" и т. д., под
которыми не в первую очередь и не всегда подразумевался другой человек.
Социальные условия в силу законного стремления сохранить психологическую
специфику рассматривались как внешние". Между тем "психическая деятельность
по самому смыслу своей основной функции является деятельностью, включающей
индивида в общество ... обеспечивающей общение с другими людьми... Будучи
по способу своего существования привязанной к индивиду, психическая
деятельность принципиально не может рассматриваться как направленная на
регуляцию деятельности индивида в его отдельности и изолированности. ..
Если с самого начала не признать за психическим общественной функции
коммуникации, общения, отношения и т. д., то станет практически невозможным
понимание того, каким образом общественные отношения, не зависящие от
индивидов, существующие вне их, приводят их в действие как реальные живые
существа".

Абульханова-Славская заканчивает словами: "Проведенное разграничение
психического и деятельности (как деятельности индивида самого по себе. --
Б. П.) направлено лишь против плоского понимания психического как некоего
механизма, непосредственно обеспечивающего приспособление к условиям, к
объекту. Отношение психического к миру, к объекту опосредствовано
отношением к человеку" .

В этих высказываниях сильна критическая сторона, остро разящая ту часть
психологов, которые склонны фетишизировать "деятельность" субъекта как
первичное звено в построении системы психологии и попадают в плен философии
"обособленного одиночки" (Маркс), как и археологов и антропологов, склонных
в том же духе упрощенно разговаривать о психологии. Но к сожалению, в ней
почти нет конструктивной, позитивной стороны: кроме ко многому обязывающих
слов "коммуникативная связь", "общение", мы так и не получаем их
научно-психологической расшифровки. А ведь ответ стоит буквально у порога.

Мы уже приводили выше основополагающие мысли Маркса о природе человеческого
труда (который является доминирующей и профилирующей формой человеческой
деятельности вообще) в его отличии от животнообразного инстинктивного, лишь
внешне похожего на труд поведения паука или пчелы, как и всякого другого
вида животных, изготовляющих и использующих искусственные предметы как
посредников между собой и природной средой. Нужно совсем не понимать метод
цитирования, применяемый Марксом в "Капитале", чтобы принять приведенный им
поверхностный афоризм Франклина "человек есть животное, изготовляющее
орудие", это характерное порождение плоского практицизма "века янки", за
выражение мысли самого Маркса. В известном смысле труд создал самого
человека, сказал Энгельс. Да, он создал человека в той мере, в какой из
инстинктивной работы животного превращался в подчиняемый цели труд
человека. Ключевым явлением человеческого труда выступает подчинение воли
работающего, как закону, определенной сознательной цели. На языке
современной психологии это может быть экстероинструкция (команда) или
аутоинструкция (намерение, замысел). Но антропологи, к сожалению, не пошли
по пути углубленного психофизиологического анализа идеи, оставленной им
Марксом, а переадресовали археологам решение своего основного вопроса -- о
происхождении психики человека из физиологии поведения животного. Вместо
разработки коренных психофизиологических проблем соотношения начальных форм
речи с трансформацией обезьянолюдей (троглодитид) в людей стали к
материальным следам последних, т. е. ископаемых предков людей, механически
прилагать аналогии с психологией деятельности собственно человека,
современного человека.

Но до недавнего времени антропология и не могла бы заняться этим
действительным отличием человеческого труда, т. е. речевой основой
последнего, так как со стороны психологии речи не было достаточно
продвинуто описываемое нами здесь направление исследований, а со стороны
науки о человеческом мозге недоставало знания функций тех областей коры,
которые составляют специальное достояние только и исключительно Homo
sapiens, как недоставало (для сопоставлений) и знания морфологии мозга у