наступает превращение речевой инструкции в действие, но это требует
увязывания с кинестетическими, в том числе проприоцептивными, а также
тактильными, зрительными и прочими сенсорными механизмами, локализованными
в задней надобласти коры, и превращения ее в безречевую интериоризованную
схему действия. Либо на том или ином участке этого пути наступает отказ от
действия. Машинальное выполнение внушаемого уступает место размышлению,
иначе говоря, контрсуггестии. Отказанная прескрипция -- это рождение
мыслительного феномена, мыслительной операции "осмысливания" или выявления
смысла, что либо приведет в конце концов к осуществлению заданного в
прескрипции, пусть в той или иной мере преобразованного, поведения, либо же
к словесному ответу (будь то в форме возражения, вопроса, обсуждения и т.
п.), что требует снова преобразования в "понятную" форму -- в форму
значений и синтаксически нормированных предложений, высказываний.

Все четыре функции прагматики, по Моррису, как и по Клаусу, не связаны
непосредственно с истинностью или неистинностью знаков: надежность или сила
воздействия знака не обязательно соответствует -- и в пределе может (как
увидим, даже должна) вовсе не соответствовать объективной верности,
истинности этих знаков. Обе характеристики по крайней мере лежат в разных
плоскостях (если мы и отвлечемся от допущения, что они генетически
противоположны). На этой основе Клаус разработал описания разных методов
воздействия языка на реакции, чувства, поведение, действия людей, а также
классификацию типов или стилей речи: проповедническая, научная,
политическая, техническая и др. Однако все это скорее порождает вопрос:
получается ли в таких рамках и возможна ли в них "прагматика" как особая
дисциплина? По самому своему положению, как составная часть семиотики,
носящей довольно формализованный характер, она обречена заниматься внешним
описанием воздействия знаков речи на поступки людей, не трогая
психологических, тем более физиологических, механизмов этого воздействия,
следовательно, ограничиваясь систематикой.

Но если двинуться к психологическому субстрату, если пересказать круг
наблюдений прагматики на психологическом языке, дело сведется к тому, что с
помощью речи люди оказывают не только опосредствованное мышлением и
осмыслением, но и непосредственное побудительное или тормозящее (даже в
особенности тормозящее) влияние на действия других.

Отвлечемся даже от специфического смысла слов "приказ", "запрещение",
"разрешение": они уже предполагают преодоление какого-то препятствия,
следовательно, наличие какого-то предшествующего психического отношения,
которое требовало бы предварительного анализа. Иначе говоря, "должно",
"нельзя", "можно" -- это форсирование преграды, тогда как мы выносим за
скобки прагматики факт прямого, непосредственного влияния слов одного
человека на двигательные или вегетативные реакции другого. Тем более это
должно быть отличаемо от словесной информации -- сообщения человеку
чего-либо, что становится стимулом его действия совершенно так же, как если
бы он сам добыл эту информацию из предметного мира собственными органами
чувств. Такой мотив действий поистине противоположен тому влиянию
(суггестии), о котором мы говорим: ведь тут при информации внушаются
представления, а не действия; внушать же представления (образы, сведения,
понятия о вещах), очевидно, требуется лишь тогда, когда прямое внушение
действий наталкивается на противодействие и остается лишь обходный путь --
добиваться, чтобы человек "сам", своим умом и своей волей пришел к желаемым
действиям. Как уже было сказано, это называется убеждать. Убеждать --
значит внушать не действия, а знания, из которых проистекут действия
(поведение). Наконец, прибавление к убеждению "оценивающих знаний", т. е.
похвал или порицаний чего-либо, как и знаков-формантов, подсказывающих и
направляющих осуществление действия, это смесь информативной коммуникации с
инфлюативной, или непосредственно влияющей.

Итак, на дне "прагматики" обнаруживается исходное явление -- прямая
инфлюация посредством внушения, Недаром его относят к "психологическим
загадкам". В самом деле это элементарное явление второй сигнальной системы
глубоко отлично от того, что в физиологии условных рефлексов связано с так
называемым подкреплением: простой акт внушения отличается тем, что здесь
как раз нет ни положительного подкрепления (удовлетворения какой-либо
биологической потребности, например получения пищи), ни отрицательного
(например, болевого). Тем самым это -- влияние совершенно не контактное, не
связанное ни в каком звене с актом соприкосновения через какого бы то ни
было материального посредника, кроме самих материальных знаков речи. Оно
носит чисто дистантный характер и опосредствовано только знаками -- теми
самыми знаками, которые, как мы уже видели в начале этой главы, отличают
человека от всех животных.

Слово "дистантность", пожалуй, требует одной оговорки. Вот перед нами
слепоглухонемые дети. Как учат их первой фазе человеческого общения, как
осуществляют начальную инфлюацию? Берут за руку и насильно, принудительно
заставляют держать ложку в пальцах, поднимают руку с ложкой до рта,
подносят к губам, вкладывают ложку в рот. Примерно то же -- со множеством
других прививаемых навыков. В данном случае это -- не дистантно, а
контактно, ибо все пути дистантной рецепции у этого ребенка нарушены. Но
тем очевиднее, несмотря на такое отклонение, прослеживается суть дела. Она
состоит в том, что сначала приходится в этом случае некоторым насилием
подавлять уже наличные и привычные действия слепоглухонемого ребенка с
попадающими в его руки предметами, как и сами движения рук и тела. Начало
человеческой инфлюации -- подавление, торможение собственных действий
организма, причем в данном случае дети поначалу оказывают явное
сопротивление этому принуждению, некоторую еще чисто физиологическую
инерцию, и сопротивление ослабевает лишь на протяжении некоторого этапа
указанного воспитания. Таким образом, первая стадия -- это отмена прежней
моторики. Вторая стадия, закрепляющаяся по мере затухания сопротивления, --
это замена отмененных движений новыми, предписанными воспитателем, подчас
долгое время корректируемыми и уточняемыми. И вот что интересно: если
прервать формирование нового навыка, потом будут очень затруднительны
повторные попытки обучить ребенка этому нужному навыку, так как после того,
как взрослый однажды отступил, сопротивление ребенка возрастает. Но,
напротив, когда навык вполне сформировался, упрочился и усовершенствовался,
ребенок уже начинает активно протестовать против помощи взрослого .

На этом весьма специфическом примере мы все же можем увидеть намеки и на