прицел и видеть в создании этих условий, т. е. трудных или срывных
невротических состояний, средство для вызывания неадекватных рефлексов.

Из такой мысли я исходил, предприняв сам некоторые скромные опыты сначала
на собаках в естественных и лабораторных условиях, на лабораторных крысах,
потом на обезьяне-гамадриле в Сухуми в лаборатории условных рефлексов
Института экспериментальной патологии и терапии.

Моими интересами двигала сложившаяся (летом 1945 г.) гипотеза о
физиологической природе неадекватных рефлексов -- гипотеза о тормозной
доминанте, которая будет изложена ниже. Но сначала -- некоторые факты
опытов.

П. С. Купалов высоко оценил краткий отчет о моих опытах с собакой
(эрдельтерьер) Лаской, проведенных в 1952 -- 1959 гг. Материал был совсем
небольшой, но опыты явились непосредственно следующим шагом по сравнению- с
опытами в лабораториях П. С. Купалова. Как сказано выше, сотрудники П. С.
Купалова, наблюдая в моменты трудных дифференцировок ту или иную побочную
сопровождающую реакцию, воспроизводили ее посредством подкрепления. Тем
самым действие из "непроизвольного" становилось "произвольным": животное
теперь посредством этого действия добывало, "выпрашивало" пищу. Я
предположил (в силу упомянутой гипотезы), что отныне у данного действия
образовалась какая-либо неадекватная пара, которая находится в скрытом от
наших глаз состоянии, но обязательно проявится, если новое "произвольное"
действие поставить в свою очередь в ситуацию трудной дифференцировки.
Словом, нельзя ли получить неадекватный рефлекс второй степени? Для первой
проверки мне не требовалось ни слюнно-секреторной, ни какой-либо иной
лабораторной методики классических исследований по условным рефлексам. Еще
ничего не надо было измерять количественно. Опыт был проведен в домашних
условиях свободного поведения собаки. Он был растянут на длительное время.

В качестве безусловнорефлекторной основы я взял необходимость для животного
периодически опорожняться, что у домашней собаки в городских условиях, в
результате ранней дрессировки, т. е. глубокого торможения, осуществляется
только когда ее выводят на прогулку. Если Ласку не выводили вовремя, ее
потребность выражалась совершенно специфическим действием, очевидно
врожденным, но во всяком случае подкрепленным обычно тут же следовавшей
реакцией того, кто выводил ее на улицу: а именно она подходила к кому-либо
и довольно энергично, быстро топала передними ногами. Повседневной
практикой эта сигнализация была прочно закреплена. Но случалось, что по
занятости никто сразу не шел выводить собаку. От нее требовалось выжидание.
Она настойчиво повторяла свой сигнал все чаще. И вот тут-то, за некоторым
пределом, на место строго определенного движения, топанья, прорывались
довольно хаотичные движения. Все же среди них стойко воспроизводилось одно
довольно курьезное на вид: сев, собака передней правой лапой проводила себе
по морде, словно терла нос. Я предположил, что это движение является
антагонистом топанья. Я поставил задачу лишить его этой роли, а именно
подкреплять его точно так же, как раньше подкреплялось топанье, т. е.
всякий раз вслед за этим движением выводить Ласку на прогулку. И тогда,
согласно моему предположению, в роли нового двигательного антагониста
окажется что-нибудь еще, что впоследствии я выявлю таким же способом.

Я не хотел вычеркнуть вовсе из репертуара сигналов Ласки старое топанье.
Поэтому из членов семьи только я один перестал на него реагировать, и,
напротив, стал реагировать на "утирание носа", остальные же выводили собаку
и по прежнему сигналу. Но что до меня, животное через некоторое время
совершенно оттормозило топанье как бесплодный призыв и стало применять
только "утирание носа", на которое я отвечал очень дисциплинированно.
Закрепление продолжалось с год.

Затем я счел возможным "заглянуть": какое же антидействие выступит на
поверхность, если я собью с толку животное -- разрушу установившуюся
жесткую связь между "утиранием носа" и последующей прогулкой,
сопровождающейся удовлетворением безусловных физиологических импульсов.
Однажды Ласка была озадачена, когда подошла ко мне, сделала "утирание
носа", а я и не шелохнулся. Последовали новые и новые попытки с паузами.
Было испробовано и старое топанье. И наконец разразилась нервная буря.
Среди разных хаотических движений я смог отчетливо выделить одно,
повторенное неоднократно и особенно причудливое (находившееся где-то на дне
генетически заложенных, но не используемых в жизни очень специализированных
двигательных комплексов). Через несколько дней я повторил этот срыв, позже
-- еще и еще, внимательно наблюдая присутствие в кульминационной фазе этого
причудливого движения. Я убедился, что оно действительно настойчиво
сопутствует этой непосильной животному дифференцировке: у Ласки не было
никакой возможности распознать, "обобщить", почему в одних случаях я
мгновенно по ее сигналу отправляюсь с ней на улицу, в других -- не шевелюсь
в ответ ни на этот сигнал, ни на попытки воспроизвести давно заторможенный
прежний. Выводил же я ее в таких случаях позже, когда она, временно
успокоившись, не подавала никаких сигналов.

Указанное причудливое движение состояло в том, что, сев, собака передними
лапами накрест многократно взмахивала выше головы. Позже мы шуточно
называли это: "трюкачество". Однажды в момент "трюкачества" я встал и вывел
Ласку. В другой раз -- снова. Потребовалось немало сочетаний, прежде чем
животное стало прямо начинать с этого движения, которое я теперь неизменно
и незамедлительно подкреплял прогулкой, а "утирание носа", которое я больше
не подкреплял, перестало даже пробовать. Однако и его я предпочел не просто
вычеркнуть из ее поведения, т. е. просто затормозить, а перевести в другую
функциональную связь: не стоило большого труда приучить Ласку проделывать
это движение на словесную команду "утри нос" с пищевым или
эмоционально-поощрительным подкреплением.

Закрепление новой связи и оттормаживание прежней продолжалось очень долго.
Однако в конце концов это удалось в полной мере. И только тогда я
вознамерился воспроизвести весь опыт еще раз, т. е. еще раз выявить и
отчленить сопутствующий латентный неадекватный рефлекс, антидействие и
обратить его в адекватное "произвольное" действие. На этот раз таковым
оказалось примерно то же взмахивание накрест передними лапами, но не сидя
на заду, а поднимаясь вертикально на задние лапы. Следует учесть, что
стояние и хождение на задних конечностях доступно лишь для некоторых пород