то, что общо для всякой межчеловеческой инфлюации -- обычно речевой. Первый
и коренной акт -- торможение. Пусть в данном случае оно носит характер
механического связывания, физического пересиливания собственных
двигательных импульсов ребенка, но суть-то обща: последние так или иначе
отменяются. Эта фаза отмены, пусть через более сложную трансмиссию, имеет
универсальный характер, обнаруживаясь на самом дне человеческих систем
коммуникации. Назовем ее интердикцией, запретом. Лишь второй фазой
инфлюации человека на человека является собственно прескрипция: делай
то-то, так-то. Это -- внушение, суггестия. Сопротивление в первой и второй
фазе имеет существенно разную природу, что опять-таки можно разглядеть и на
примере этих дефективных детей. А именно в первой фазе противится сама
сырая материя: торможение означает, что есть что тормозить, эта первичная
субстанция инертна, она, так сказать, топорщится и упирается. Совсем иное
дело, когда та же субстанция возрождается в новой роли как противовес
новому навыку (недостаточно закрепленному). Она -- негативизм, она --
оппозиция, контрсуггестия.

Итак, мы можем обобщить: второсигнальное взаимодействие людей складывается
из двух главных уровней -- инфлюативного и информативного, причем первый в
свою очередь делится на первичную фазу -- интердиктивную и вторичную --
суггестивную . Эту последнюю фазу можно познавать главным образом
посредством изучения "тени", неразлучного спутника суггестии --
контрсуггестии.

Как в общей нейрофизиологии возбуждение и торможение представляют собой
неразлучную противоборствующую пару, так в специальной нейрофизиологии
человеческой коммуникации, т. е. в отношениях между центральными нервными
системами двух (и более) людей, такую антагонистическую пару процессов
представляют суггестия и контрсуггестия. Во всяком случае первая индуцирует
вторую.

Здесь не место излагать сколько-нибудь систематично современные знания и
представления о контрсуггестии. Достаточно сказать, что она красной нитью
проходит через формирование личности, мышления и воли человека как в
историческом прогрессе, так и в формировании каждой индивидуальности. К
числу самых тонких и сложных проблем теории контрсуггестии принадлежит тот
механизм, который мы привыкли обозначать негативным словом "непонимание".
Вместо него следовало бы подыскать позитивный термин. Непонимание -- это не
вакуум, не дефект единственно нормального акта, а некий другой акт. Чтобы
избежать неодолимого действия суггестии, может быть выработано и необходимо
вырабатывается это оружие. В таком случае знаки либо отбрасываются
посредством эхолалии, что пресекает им путь дальше к переводу и усвоению их
значения, а следовательно, и к какому-либо иному поведению, кроме самого
этого полностью асемантического, т. е. не несущего ни малейшей смысловой
нагрузки моторного акта повторения услышанных слов, либо, воспринятые
сенсорным аппаратом, пусть и на фонологическом (фонематическом) уровне,
знаки затем подвергаются "коверканью" -- раздроблению, расчленению,
перестановке фонем, замене противоположными, что невропатологи хорошо знают
в виде явлений литеральных и вербальных парафазий и что в норме совершается
беззвучно, но способно блокировать понимание слышимых слов. В последнем
случае автоматическое послушание команде или возникновение требуемых
представлений хоть на время задерживается, вызывает необходимость
переспросить, а следовательно, успеть более комплексно осмыслить инфлюацию.
Таков самый простой механизм "непонимания", но их существует несколько на
восходящих уровнях: номинативно-семантическом,
синтаксическо-контекстуальном, логическом.

Но феномен "непонятности" может исходить не от принимающей стороны, а от
стороны, направляющей знаки: если инфлюация, в частности суггестия, должна
быть селективной, т. е. если она адресована не всем слышащим (или
читающим), она оформляется так, чтобы быть непонятной для всех остальных;
отсюда тайные жаргоны и условные знаки, шире -- социальные или этнические
размежевания диалектов и языков.

История человеческого общества насыщена множеством средств пресечения всех
и всяческих проявлений контрсуггестии. Всю их совокупность я обнимаю
выражением контрконтрсуггестия. Сюда принадлежат и физическое насилие,
сбивающее эту психологическую броню, которой защищает себя индивид, и вера
в земные и неземные авторитеты, и, с другой стороны, принуждение
послушаться посредством неопровержимых фактов и логичных доказательств.
Собственно, только последнее, т. е. убеждение, и является единственным
вполне неодолимым средством контрконтрсуггестии. Весь этот мир проблем
сейчас нам интересен только как перечень косвенных путей, способных лучше и
всесторонне вести науку к познанию природы суггестии.

Речевую материю суггестии можно описать и проще. Все в речевом общении
сводится к а) повелению и б) подчинению или возражению. Речевое обращение
Петра к Павлу, если и не является просто приказом, а сообщает информацию,
все же является повелением: принять информацию. Вопрос является повелением
ответить и т. д. Едва начав говорить, Петр императивно понуждает Павла. Мы
в этом убеждаемся, рассмотрев альтернативу, стоящую перед Павлом. Он либо
поддается побуждений (выполняет указанное действие, некритически принимает
информацию, дает правильный ответ и т. д.), либо находит средства отказа. А
именно Павел внешне или внутренне "возражает". Разговор -- это по большей
части цепь взаимных возражений, не обязательно полных, чаще касающихся той
или иной детали высказываний. На вопрос Павел может ответить молчанием или
неправдой. Возражением является и задержка реакции, обдумывание слов Петра:
внутренне "переводя" их На другие знаки (а это есть механизм понимания),
Павел на том или ином. уровне не находит эквивалента и реагирует
"непониманием"; в том числе он уже сам может задать вопрос. Психическое
поле возражений (контрсуггестии) огромно, Кажется, они не могут
распространиться только на строгие формально-математические высказывания.

Настоящая глава должна лишь подвести к порогу научного исследования,
которое, собственно говоря, только отсюда и начинается. Она имела целью
поставить проблему.

Мы приняли как отличительную черту человека -- речь. Для раскрытия этого
представления мы показали, что свойства человеческих речевых знаков
(начиная с признака их взаимозаменимости, или эквивалентности, и признака