толково,  удивительно  просто,  оживляясь   и   даже   волнуясь   там,   где
повествование о  грандиозных  исторических  катаклизмах  достигало  поистине
лирической напряженности,  поэтому  автора  словно  озарили  солнечные  лучи
уверенности, сотканные из тех  разрозненных  лучиков,  которыми  порой  были
пронизаны его рассуждения.
     Нарисованная им картина  была  оригинальна  и  преисполнена  подлинного
величия. В своей книге, названной  "История  сословных  привилегий",  маркиз
смело рассматривал многие щекотливые вопросы для того лишь,  чтобы  доказать
неотвратимость  и  справедливость  тех  идей,  которые  привели  Францию   к
революционной  ночи  4  августа  1789  года.  Отпрыск  знатного   семейства,
всосавший с молоком матери аристократическую гордыню и презрение к  плебеям,
маркиз де Вильмер вынес на суд своих современников  исторические  документы,
изобличавшие  патрициев  в  том,  что  они  вершили  неправый  суд,   чинили
произвол, стяжательствовали и не гнушались должностными  преступлениями;  во
имя справедливости, во имя  человеческой  совести  и  прежде  всего  во  имя
евангельской доктрины маркиз  обличал  аристократию  в  полном  нравственном
упадке. Он клеймил ханжество восемнадцати веков, на протяжении которых  идею
равенства,  провозглашенную  апостолами,   старались   примирить   с   идеей
гражданских и теократических  иерархий.  Утверждая  право  на  существование
лишь политической  и  административной  иерархии,  иными  словами  -  право,
предоставляющее высшие должности людям согласно  их  личным  достоинствам  и
общественной  полезности,  маркиз  бичевал  сословные  привилегии,  не  щадя
нынешних  их  носителей  и  защитников;  он  рисовал  историю  беззаконий  и
произвола, чинимого самовластием феодального дворянства со дня его  рождения
и по сию пору.  Маркиз  переписывал  французскую  историю  под  своеобразным
углом зрения: руководимый высокой и непреложной идеей, он писал,  исходя  из
религиозных  соображений,  которые  дворянство  никоим  образом   не   могло
опровергнуть, ибо оно ссылается на божественное право как  на  основу  своих
привилегий.
     Мы не станем  больше  говорить  о  сути  этого  сочинения.  Но  как  ни
относиться  к  убеждениям  автора,  трудно   было   не   признать   за   ним
поразительного   таланта,   сочетавшегося   с   огромными    познаниями    и
подвижнической  одержимостью  могучего  духа.  Особенно  хорош  был   стиль,
выразительный и разработанный; просто  не  верилось,  что  все  это  написал
маркиз, столь немногословный и сдержанный в обществе.  Но  даже  и  в  книге
маркиз избегал словопрений. Изложив коротко, со сдержанным  пылом  задачи  и
посылки своего сочинения, он сразу же переходил к фактам, оценивая их  точно
и образно. Его красочное повествование не уступало в  занимательности  драме
или роману, даже когда, используя неведомые доселе семейные  архивы,  маркиз
рисовал читателю все  ужасы  феодальных  времен,  всю  глубину  страданий  и
приниженности плебеев.  Ревностный  и  беспристрастный  историк,  маркиз  де
Вильмер  глубоко  чувствовал  каждое   посягательство   на   справедливость,
целомудрие, любовь, и на  многих  страницах  душа  его,  взыскующая  истины,
правосудия и красоты, открывалась до  дна  в  бурных  потоках  вдохновенного
красноречия. Много раз во время чтения Каролину  начинали  душить  слезы,  и
она откладывала книгу, чтобы прийти в себя.
     Мыслей автора она не оспаривала -  так  ее  поразил  талант  маркиза  и
таким огромным уважением она  прониклась  к  нему.  Он  так  вознесся  в  ее
глазах, стал настолько выше всех, кого она знала, что с той минуты  Каролина
решила безоговорочно посвятить ему всю свою жизнь.
     Хотя мы и сказали "безоговорочно", все же была одна  оговорка,  которую
Каролина обязательно бы сделала, приди она ей  на  ум.  Но  она  не  пришла.
Опасение, что такой человек, как маркиз де Вильмер, мог пожелать, чтобы  она
принесла ему в жертву свою честь, ни на секунду не  омрачило  незапятнанного
восхищения им. Мы, однако, не посмеем  утверждать,  что  это  восхищение  не
прибавлялось к ее любви к Урбену - ведь таково свойство  истинной  любви,  -
но не она была причиной благоговения Каролины перед  маркизом.  До  сих  пор
девушка не могла оценить все очарование его ума и натуры - он все время  был
скован, смятен и болен, и  Каролина  не  сразу  заметила  перемены,  которые
незримо происходили в душе маркиза, пока наконец в один прекрасный  день  он
не явился ей красноречивым, молодым, неотразимым;  с  каждым  часом  и  днем
Урбен становился все крепче физически, все увереннее в себе, в  своих  силах
и обаянии, -  так  оно  нередко  бывает  с  благородными  натурами,  которых
счастье излечивает от долгих и мрачных сомнений.
     Когда же Каролина обнаружила  эти  пленительные  изменения,  она,  сама
того не сознавая, покорилась чарам маркиза. Между  тем  наступила  осень,  и
пора было возвращаться в Париж. Госпожа  де  Вильмер  каждый  день  говорила
своей молодой наперснице:
     - Через три  недели...  через  две  недели...  через  неделю  состоится
знаменательная встреча моего сына с мадемуазель де Ксентрай.
     В такие минуты  Каролина  чувствовала,  как  ее  обуревают  смятение  и
ужас - предвестие сердечного чувства к маркизу, в котором она не смела  себе
признаться. Девушка настолько свыклась со смутной мыслью о женитьбе  маркиза
в далеком будущем, что даже не спрашивала себя, станет ли она страдать.  Для
нее женитьба эта была так же неизбежна, как старость или  смерть.  Но  и  со
старостью и смертью люди  мирятся,  лишь  когда  они  приходят,  а  Каролине
казалось, что она умирает при одной мысли о близкой разлуке  с  маркизом  на
всю жизнь.
     Но в конце концов она вместе с госпожой де Вильмер уверовала в то,  что
это неотвратимо. Маркизу она даже не заикнулась об этом  -  впрочем,  герцог
запретил ей расспрашивать Урбена во имя дружбы, которую она питала  ко  всей
их семье. Герцог считал, что если не  донимать  брата  уговорами,  он  потом
согласится на брак, но вместе с тем отлично  понимал,  что  прояви  Каролина
малейшее неудовольствие по этому поводу, и маркиз разом переменит решение.
     Прежде Гаэтан искренно восхищался чистотой отношений между Каролиной  и
маркизом, но теперь они стали его тревожить.
     "Их взаимная привязанность, - думал он,  -  становится  такой  сильной,
что нельзя ручаться за ее последствия. Для брата было бы лучше  утолить  эту
страсть - тогда она  перестала  бы  препятствовать  его  будущему.  А  может
статься, добродетель убила  его  любовь?  Нет,  нет,  напротив,  в  подобных
случаях добродетель лишь удваивает силу любви".
     Герцог не ошибался. Предстоящий брак ничуть  не  огорчал  маркиза,  ибо
теперь он твердо решил не вступать в него. Урбена удручал только  переезд  в
Париж, где сразу же переменятся  его  отношения  с  Каролиной:  их  братская
непринужденность, совместные занятия, неповторимая  свобода  общения  -  все
пойдет прахом. Маркиз говорил об этом девушке с большой грустью,  да  и  она
сожалела  о  том  же,  но  приписывала  свою  тайную  печаль  расставанию  с
деревенской жизнью, такой тихой и благообразной.
     Однако в  Париже  ее  поджидал  сюрприз:  Каролина  там  встретилась  с
сестрой и детьми. Камилла сообщила ей, что отныне они будут жить  в  Этампе,