развлечения, и так как ей стало известно, что маркиз их  терпеть  не  может,
она была встревожена, и я, видя ее грусть, не понимала, в чем дело.  Она  во
всем мне призналась и добавила, что о таком брате, как  маркиз,  можно  лишь
мечтать, но супругом она избирает герцога, ибо жизнь  с  ним  обещает  много
веселья. Коротко говоря, дорогая, Диана, по-видимому,  твердо  решила  выйти
замуж за вашего старшего сына, и я употреблю все  свое  влияние,  дабы  этот
нечаянный оборот дела увенчался успехом.
     Завтра утром я появлюсь у вас с дочерью, и так как Диана будет с  нами,
вы познакомитесь с ней, не показывая вида, что все уже  знаете.  Я  уверена,
что вы ее плените".

     Пока госпожа де Вильмер с герцогом  вели  долгие  разговоры,  Каролина,
чувствуя себя немного одинокой и лишней, играла  на  фортепьяно  или  писала
письма сестре в гостиной. Там она никому не мешала и могла прийти к  маркизе
по ее малейшему зову.
     Как-то раз Урбен вошел с книгой и,  усевшись  с  решительным  видом  за
стол, где писала Каролина, спросил, не позволит  ли  она  поработать  ему  в
этой комнате, в которой не так душно, как в его тесном кабинете.
     - Я останусь при условии, что вы не  исчезните,  -  добавил  маркиз,  -
поскольку последнее время вы стали избегать меня. Не отпирайтесь, -  добавил
он, видя, что Каролина хочет  возразить.  -  Вероятно,  у  вас  есть  на  то
причины, которые я уважаю, но, право же, они неосновательны. В  Ботаническом
саду я откровенно рассказал вам о себе и случайно смутил  вашу  совесть.  Вы
решили, что я собрался доверить вам личный  план,  который  мог  потревожить
спокойствие моих близких, и не захотели оказаться даже невольной  сообщницей
в моем дерзостном начинании.
     - Да, - ответила Каролина. - Вы совершенно правильно поняли меня.
     - Тогда я вам ничего и не говорил,  -  продолжал  Урбен.  -  Прошу  вас
забыть о нашем разговоре,  но  пусть  он  вас  не  тревожит,  вы  не  должны
бояться,  что  я  воспользуюсь  вашей  драгоценной  дружбой,  чтобы   как-то
опорочить вашу преданность матушке.
     Прямодушие маркиза покорило  Каролину.  Она  не  поняла  ни  того,  что
происходило в его душе, ни того, что скрывалось  за  его  словами.  Каролина
решила, что ошиблась и  что  ее  предосторожность  по  отношению  к  маркизу
излишня,  так  как  он  сумел  пересилить  свое  чувство.  Обещание   Урбена
послужило ей надежным свидетельством его полного душевного равновесия,  и  с
тех пор их дружба снова стала прелестной и безоблачной.
     Они виделись каждый день, иногда по нескольку часов сидели в  гостиной,
не смущаясь присутствием маркизы,  которая  радовалась  тому,  что  Каролина
по-прежнему помогает Урбену в работе. На самом  же  деле  Каролина  помогала
только его памяти: все материалы для книги были собраны  еще  в  деревне,  и
маркиз писал третий и последний том на диво легко и  быстро.  Каролина  была
для него источником вдохновения и творческой энергии.  Рядом  с  ней  он  не
знал ни усталости, ни сомнений; она  стала  ему  необходима,  и  Урбен  даже
признался девушке, что в ее отсутствие в голову ему не идут  никакие  мысли.
Он был счастлив, и когда Каролина разговаривала с ним во время  занятий,  ее
милый голос не только  не  беспокоил  его,  но  сообщал  мыслям  ясность,  а
стилю - возвышенность. Маркиз  даже  заставлял  Каролину  отвлекать  его  от
работы, просил ее играть с листа  на  фортепьяно,  не  боясь  причинить  ему
малейшего   беспокойства.   Напротив,   когда   он   мог   наслаждаться   ее
присутствием,  сердце  Урбена  ликовало,  ибо  Каролина  стала   не   просто
помощницей, а как бы его собственной душой, живущей рядом.
     Уважение к книге маркиза, которой Каролина была  восхищена,  постепенно
переродилось в уважение  к  самому  Урбену,  и  отныне  Каролина  заботилась
только о том, чтобы ничем не нарушить его душевное равновесие. Она  почитала
это своей священной обязанностью и даже не задавалась вопросом, достанет  ли
у нее сил в нужный момент отказаться от этой  удивительной  дружбы,  которая
заполнила все ее существование.
     Радостное  событие  -  свадьба  герцога  д'Алериа  и   мадемуазель   де
Ксентрай - было уже не за горами. Красавица Диана влюбилась в герцога  и  не
желала слушать о нем ничего дурного.  Герцогиня  де  Дюньер,  в  свое  время
вышедшая замуж по сердечной склонности за  бывшего  кутилу,  который  с  той
поры исправился и сделал ее  совершенно  счастливой,  всячески  поддерживала
свою крестницу и так отстаивала ее интересы,  что  дальним  родственникам  и
опекунам пришлось покориться своевольной наследнице.
     Хотя жених и не заикался о своих долгах, Диана заявила ему,  что  хочет
заплатить их маркизу, и Урбену пришлось уступить желанию  Дианы.  Он  убедил
ее только в том, что ему  не  следует  возвращать  его  долю  в  материнском
наследстве, ибо он отказался от нее в то время,  когда  госпожа  де  Вильмер
была вынуждена в первый раз заплатить долги старшего  сына.  Урбен  полагал,
что при жизни маркиза могла располагать своим состоянием как  ей  угодно,  и
считал себя вполне удовлетворенным: ведь  отныне  матушка  не  потребует  от
него никаких затрат, поскольку поселится в родовом особняке  своей  невестки
или в одном из  ее  многочисленных  замков,  которые  располагались  гораздо
ближе и были несравненно роскошнее, чем бедное именьице в Севале.
     Устраивая эти семейные  дела,  все  вели  себя  предельно  великодушно.
Каролина почла своим долгом сказать об  этом  маркизу,  дабы  он  написал  в
своей книге несколько строк относительно семейных договоров, где  дворянская
честь была залогом подлинной добродетели.
     И действительно, все сложилось так,  что  каждый  исполнил  свой  долг;
мадемуазель де Ксентрай не хотела  видеть  такой  брачный  договор,  который
оберегал бы ее состояние  от  мотовства  супруга  и  тем  оскорблял  бы  его
самолюбие, а герцог со своей стороны настаивал, чтобы  оговорка  о  приданом
невесты подрубила крылья его расточительности. И  в  бумагах  было  указано,
что подобное условие внесено по настоятельной просьбе будущего супруга.
     После того как все было улажено, маркиза с детьми поставила свою  жизнь
на широкую ногу и хотя твердила, что вполне полагается на  благопорядочность
своих сыновей, тем не менее ей был определен значительный  доход  в  том  же
брачном договоре, где все так чудесно было устроено  невестой.  Маркиз  тоже
получил крупный капитал, который позволял  ему  жить  в  полном  довольстве.
Незачем подчеркивать, что он принял это состояние так же невозмутимо, как  в
свое время отказался от него.
     Пока хлопотали с приданым невесты, герцог был серьезно занят  свадебной
корзинкой  -  маркиз  насильно  вручил  ему  необходимую  для  этого  сумму,
объяснив брату, что это его  свадебный  подарок.  С  какой  радостью  герцог
принялся выбирать кружева, бриллианты и кашемиры! В этом деле он  знал  толк
лучше любой модницы, посвященной в высокое искусство  женского  туалета.  Он
даже забывал  о  еде  -  все  время  уходило  на  разговоры  с  ювелирами  и
фабрикантами, на ухаживание  за  невестой  и  беседы  с  маркизой,  которая,
потеряв  голову  от  всей  этой  суматохи,  непрестанно  обсуждала   с   ним