Хмельницкий  снова  осадил  Львов,  а  полчища  его  союзников,   обходя
неприступные  стены   Замостья,   разливались   по   всему   Люблинскому
воеводству, доходя до самого Люблина.
   Литва была в руках шведов  и  Хованского.  Радзивилл  начал  войну  в
Подляшье; курфюрст медлил, но в любую минуту мог нанести последний  удар
умирающей Речи Посполитой,  а  тем  временем  укреплялся  в  Королевской
Прусии.
   К шведскому королю отовсюду устремились посольства, поздравляя его  с
благополучным покорением Польши.
   Приближалась зима, листья опадали с деревьев, стаи  воронья,  покинув
леса, носились над городами и весями Речи Посполитой.
   За  Петроковом  Кмициц  снова   натолкнулся   на   шведские   отряды,
запрудившие все дороги и тракты. Некоторые из них после захвата  Кракова
маршировали в Варшаву; говорили, что  Карл  Густав,  приняв  присягу  на
верность от южных и восточных воеводств  и  подписав  "капитуляции"  их,
ждет только,  когда  сдадутся  остатки  войск  во  главе  с  Потоцким  и
Лянцкоронским, после чего  тотчас  направится  в  Пруссию,  а  потому  и
высылает вперед свои войска. Шведы нигде не останавливали  пана  Анджея,
ибо шляхта не возбуждала у них никаких подозрений и вместе с ними  ехало
множество польских панов с  вооруженной  челядью;  одни  направлялись  в
Краков к новому королю на поклон, другие за поживой, поэтому ни  грамот,
ни паспортов никто не спрашивал, тем более  что  Карл,  изображавший  из
себя  милостивого  монарха,  был  недалеко,  и  шведы  никого  не  смели
беспокоить.
   Последнюю ночь перед прибытием  в  Ченстохову  пан  Анджей  провел  в
Крушине; не успел он расположиться на ночлег, как явились гости.  Сперва
подошел шведский отряд примерно в сто сабель, под начальством нескольких
офицеров и важного какого-то капитана. Это был осанистый мужчина средних
лет, рослый, крепкий, широкоплечий, с быстрыми глазами,  одежда  на  нем
была иноземная, да и с  виду  он  казался  иноземцем,  однако,  войдя  в
корчму, он обратился к пану Анджею на чистейшем польском  языке  и  стал
спрашивать, кто он и куда едет.
   На этот раз пан Анджей  решил  сказаться  шляхтичем  из  Сохачевского
повета,  так  как  офицеру  могло  бы  показаться  подозрительным,   что
подданный курфюрста забрался так далеко в глубь Польши. Узнав,  что  пан
Анджей едет к шведскому королю с жалобой на  шведов,  которые  не  хотят
уплатить ему причитающиеся деньги, офицер сказал:
   - Молиться лучше всего перед главным алтарем, и  ты,  пан,  правильно
делаешь, что едешь к самому королю: хоть у него и тысячи дел, однако  же
он никого не откажется выслушать, а уж к вам,  шляхте,  так  благоволит,
что даже шведы вам завидуют.
   - Только бы деньги были в казне...
   - Карл Густав - это не бывший ваш король Ян Казимир, который  даже  у
евреев принужден был занимать деньги, потому что все, что имел,  отдавал
первому же просителю. Впрочем, коль удастся одно  предприятие,  денег  в
казне будет довольно...
   - О каком предприятии ты толкуешь, милостивый пан?
   - Мы слишком мало знакомы, чтобы я мог открыть тебе эту  тайну.  Знай
только, что через одну-две недели казна шведского короля  будет  так  же
полна, как султанская.
   - Разве только какой-нибудь алхимик  наделает  ему  денег,  здесь  их
взять неоткуда.
   - Здесь взять неоткуда?  Довольно  только  руку  смело  протянуть!  А
смелости нам не занимать стать. Доказательство тому - наша власть.
   - Верно, верно! - сказал Кмициц. - Мы вашей властью очень довольны, а
коль вы да вдобавок еще научите нас средству деньги как навоз собирать.
   - Было у вас одно средство, но вы  бы  с  голоду  предпочли  умереть,
нежели взять оттуда хоть денежку.
   Кмициц бросил на офицера быстрый взгляд.
   - Да ведь есть такие места, на которые и татарину страшно  посягнуть!
- сказал он.
   - Очень ты догадлив, пан кавалер! -  ответил  ему  офицер.  -  Помни,
однако, и про то, что за деньгами ты едешь не к татарам, а к шведам.
   Дальнейший разговор прервало прибытие нового отряда.  Офицер,  видно,
ждал его, так как торопливо выбежал из корчмы. Кмициц вышел вслед за ним
и остановился в дверях, чтобы поглядеть, кто же это приехал.
   К  корчме  подъехала  закрытая  карета,   запряженная   четверней   и
окруженная отрядом шведских  рейтар.  Офицер,  который  вел  разговор  с
Кмицицем, мигом бросился к карете и, отворив дверцу,  отвесил  приезжему
низкий поклон.
   "Видно, кто-то из сановных!" - подумал Кмициц.
   Тем временем из корчмы  вынесли  пылающие  факелы.  Из  кареты  вышел
важный сановник, одетый по-иноземному, в  черном  кафтане  до  колен  на
лисьем меху и в черной же шляпе с перьями.
   Офицер выхватил фонарь из рук рейтара и с новым поклоном сказал:
   - Сюда, досточтимый господин посол!
   Кмициц поторопился назад, в корчму, а вслед за  ним  тотчас  вошли  и
приезжий с офицером.
   В корчме офицер отвесил третий поклон.
   - Досточтимый господин посол, - сказал  он,  -  я  Вейгард  Вжещович,
ordinarius  prowiantmagister   его королевского величества Карла Густава, посланный с  эскортом
навстречу вашей милости!
   - Очень рад познакомиться со столь  достойным  кавалером,  -  ответил
сановник в черном, отвечая на поклон.
   - Ваша милость, изволите здесь отдохнуть  или  желаете  тотчас  ехать
дальше? Его королевское величество хотел бы поскорее увидеться с вами.
   - Я имел намерение остановиться в Ченстохове и побывать у  обедни,  -
ответил  приезжий,  -  однако  в  Велюне  получил  известие,   что   его
королевское величество повелевает нам поторопиться, а потому  мы  только
отдохнем немного и поедем дальше. А покуда  отправьте  старый  эскорт  и
поблагодарите капитана, который вел его.
   Офицер вышел, чтобы отдать соответствующие распоряжения.  Пан  Анджей
остановил его по дороге.
   - Кто это? - спросил он.
   - Барон Лисола, посол  цесаря,  он  из  Бранденбурга  направляется  к
нашему королю, - последовал ответ.
   Офицер вышел; но через минуту вернулся.
   - Ваши приказы исполнены, досточтимый господин посол,  -  доложил  он
барону.
   - Спасибо, - ответил Лисола.