шептать королю, а тот, непрестанно  моргая,  внимательно  слушал  и  все
поглядывал на пана Анджея, а под конец сказал:
   - Чарнецкий, вижу я, прислал  ко  мне  самых  славных  своих  воинов.
Впрочем, я издавна убедился, что храбрости  полякам  не  занимать,  беда
лишь, что верить вам нельзя, ибо вы не выполняете обещаний.
   - Святые слова, ваше королевское величество! - подхватил Заглоба.
   - Как это понимать?
   - Да кабы не было у нашей нации этого  порока,  то  и  вам  бы,  ваше
величество, у нас не бывать!
   Снова  король  ничего  не  ответил,   снова   нахмурились   генералы,
уязвленные дерзостью посланника.
   - Ян Казимир сам освободил вас от присяги, - сказал наконец  Карл,  -
ведь он бросил вас и убежал за границу.
   - Освободить от присяги может лишь наместник Христа на земле, живущий
в Риме, а он этого не сделал.
   - Э, да что толковать, - сказал король. -  Вот  чем  я  завоевал  это
королевство, - тут он хлопнул рукой по своей шпаге, - и этим  же  удержу
его. Не нужны мне ни ваши выборы, ни  ваши  присяги.  Вы  хотите  войны?
Будет вам война! Пан Чарнецкий, полагаю, помнит еще Голомб?
   - Он забыл о нем по дороге из Ярослава, - ответил Заглоба.
   Король не разгневался, а рассмеялся.
   - Ну, так я ему напомню!
   - Это уж как бог даст.
   - Передайте Чарнецкому, пусть навестит  меня.  Гостем  будет,  только
пусть не откладывает, а то я вот откормлю коней, да и дальше пойду.
   - Гостем будете, ваше  королевское  величество!  -  ответил  Заглоба,
кланяясь и слегка поглаживая саблю.
   - Я вижу, у послов Чарнецкого языки столь же остры, как  и  сабли,  -
сказал на это король. - Ты, сударь, вмиг  парируешь  каждый  мой  выпад.
Хорошо, что в бою не это главное, а то нелегко мне было бы справиться  с
таким противником, как ты. Но к делу: просит  меня  Чарнецкий  отпустить
этого вот  пленника,  предлагая  взамен  двух  высокого  чина  офицеров.
Неужели вы думаете, что я настолько презираю своих соратников, чтобы так
дешево за них платить? Это унизило бы и их и меня. Однако я ни в чем  не
могу отказать Чарнецкому, а потому отдаю ему пленника даром.
   - Светлейший государь! - ответил Заглоба. - Не презрение  к  шведским
офицерам, но сострадание  ко  мне  хотел  выказать  пан  Чарнецкий,  ибо
пленный - мой племянник, я же, да  будет  известно  вашему  королевскому
величеству, являюсь советником пана Чарнецкого.
   - По совести говоря, - заметил король со смехом, -  не  надо  бы  мне
отпускать этого пленника, он ведь поклялся убить меня,  -  право  же,  в
благодарность за дарованную свободу он должен бы  отказаться  от  своего
обета.
   Тут Карл повернулся к стоящему  перед  крыльцом  Роху  и  махнул  ему
рукой.
   - А ну, молодец, подойди поближе!
   Рох приблизился и стал навытяжку.
   - Садовский, - сказал король, - спроси его,  оставит  ли  он  меня  в
покое, если я его отпущу?
   Садовский повторил вопрос короля.
   - Никак нет! - воскликнул Рох.
   Король и без толмача понял ответ, захлопал в ладоши и часто  заморгал
глазами.
   - Видите, видите! Ну, как  его  отпустить?  С  двенадцатью  рейтарами
расправился, теперь тринадцатый на очереди - я. Славно! Славно! Нет,  до
чего хорош! А может, и он у Чарнецкого в советниках? В  таком  случае  я
его еще быстрей отпущу.
   - Помалкивай, парень! - буркнул Заглоба.
   - Ну, пошутили, и будет, - сказал вдруг Карл Густав. - Забирайте его,
и да послужит вам это лишним  доводом  моей  снисходительности.  В  этой
стране я хозяин, кого хочу, того и милую, а в переговоры с  бунтовщиками
вступать не желаю.
   Тут королевские брови нахмурились, и  улыбка  сбежала  с  лица  Карла
Густава.
   - А бунтовщиком является каждый, кто подымет на меня руку, ибо я  ваш
законный государь. До сих пор из одного лишь милосердия не карал я,  как
надлежало, все ждал,  что  вы  образумитесь,  но  берегитесь:  даже  мое
милосердие может истощиться, тогда наступит час возмездия. Это вы  своим
самоуправством и легкомыслием ввергли страну в  геенну  огненную,  из-за
вашего вероломства льется кровь. Но говорю вам: всему есть предел...  Не
хотите слушать увещаний, не хотите подчиняться закону,  так  подчинитесь
мечу и виселице!
   И Карл грозно сверкнул очами. Какое-то время Заглоба смотрел на него,
недоумевая, откуда этот гром  с  ясного  неба,  потом  и  в  нем  начала
закипать кровь, но он лишь поклонился, сказав:
   - Благодарствуем, ваше королевское величество.
   И пошел прочь, а за ним Кмициц, Володыёвский и Рох Ковальский.
   - Ну и ну! - говорил старый рыцарь. - Любезен, любезен, да вдруг  как
рявкнет  на  тебя  медведем,  ты  и  оглянуться   не   успеешь.   Славно
попрощались, нечего сказать! Другие послов на прощание вином потчуют,  а
этот виселицей! Собак пусть вещает, а не шляхту! Боже, боже,  как  тяжко
мы грешили против нашего государя,  который  был,  есть  и  будет  нашим
отцом, ибо он наследник Ягеллонов! И такого государя оставили изменники,
с пугалами заморскими снюхались. Так нам и надо, ничего  лучшего  мы  не
заслужили. Виселицы! виселицы!.. Его самого загнали в угол, прижали, еле
дух переводит, а все мечом  да  виселицей  стращает.  Ну  погоди!  Казак
татарина схватил, да сам в неволю угодил! Плохо вам, а будет  еще  хуже!
Рох, хотел я тебе съездить по морде либо с полсотни горячих всыпать,  да
уж так и быть, прощаю  тебя  за  то,  что  держался  молодцом  и  обещал
по-прежнему его преследовать. А теперь  давай  поцелуемся,  очень  уж  я
тобою доволен!
   - Ну, то-то, дядя! - ответил Рох.
   - Виселица и меч! И он сказал это мне в глаза! - никак не мог уняться
Заглоба. - Тоже мне - королевская милость! Вот так же  милостив  волк  к
тому барану, которого он готовится сожрать!.. И когда  он  это  говорит?
Сейчас, когда его самого мороз по коже подирает от страха.  Пусть  берет
себе в советники своих лапландцев и вместе  с  ними  у  дьявола  милости
ищет. А нас будет хранить пресвятая дева Мария, вон как того пана Боболю
в Сандомире, которого вместе с конем перебросило взрывом через Вислу.  И
жив остался. Глянул по сторонам - ан закинуло-то его к ксендзу, да прямо