небо, - ответил король.
   И остался со своими генералами на берегу.
   Тем временем, несмотря на запрет Чарнецкого,  который  предчувствовал
подвох,  волонтеры  и  мужики  разбежались  по  всему  замку,  отыскивая
схоронившихся шведов и грабя,  что  под  руку  попадется.  Трубы  играли
тревогу, призывая всех спрятаться в городе, но они то ли не слышали,  то
ли не хотели слышать.
   Внезапно земля заколебалась у них под ногами, воздух  содрогнулся  от
чудовищного грохота и гула, и гигантский огненный столб взвился к  небу,
увлекая за собой землю, стены, крыши, весь замок, а вместе с ним и  тех,
кто не успел спастись, - всего более пятисот человек.
   Карл Густав чуть не заплясал от радости, а придворные льстецы  тотчас
начали повторять королевское словцо:
   - На небо идут поляки! На небо! На небо!
   Но их радость была преждевременна, ибо Сандомир  все-таки  остался  у
поляков и не мог теперь снабжать провиантом королевское войско, запертое
в междуречье Сана и Вислы.
   Чарнецкий разбил свой лагерь напротив  шведского,  на  другом  берегу
Вислы, и караулил переправы.
   А за Саном,  в  тылу  у  шведов,  расположился  со  своими  литвинами
подоспевший к тому времени Сапега, великий гетман  литовский  и  воевода
виленский.
   Таким образом, шведы, окруженные со всех сторон, были словно зажаты в
клещи.
   - Попал зверь в  капкан,  -  толковали  меж  собой  солдаты  в  обоих
польских лагерях.
   Ибо даже и новичку в ратном деле ясно было, что  захватчики  обречены
на верную гибель, разве только вскоре прибудет им подкрепление и избавит
их от осады.
   Понимали это и шведы; по утрам их офицеры и солдаты выходили на берег
Вислы и с отчаянием в душе  и  в  глазах  смотрели  на  грозную  конницу
Чарнецкого, темневшую на другом берегу.
   Тогда они шли на берег Сана, - а там днем и ночью караулили  Сапегины
солдаты, готовые встретить их саблей и мушкетом.
   О переправе, будь то через Сан, будь то через Вислу, пока оба  войска
стояли поблизости, шведам нечего было и думать.  Единственное,  что  они
могли бы еще сделать, это возвратиться назад, в Ярослав,  той  же  самой
дорогой, по которой пришли, но шведы знали, что по этой дороге  ни  один
из них не дошел бы до Швеции.
   И вот потянулись для них тягостные дни, сменяясь еще более тягостными
ночами, полными тревог и  непрестанного  шума...  Запасы  продовольствия
снова подходили к концу.
   Тем временем Чарнецкий, оставив командование войском  Любомирскому  и
взяв с собой лауданскую хоругвь, переправился  через  Вислу  выше  устья
Сана, чтобы повидаться с Сапегой  и  договориться  с  ним  о  дальнейших
военных действиях.
   На сей раз в посредничестве Заглобы не  было  нужды;  и  Чарнецкий  и
Сапега любили отчизну больше собственной жизни и оба  готовы  были  ради
нее пожертвовать личными интересами и честолюбием
   Гетман литовский не  завидовал  Чарнецкому,  Чарнецкий  не  завидовал
гетману, каждый от души почитал другого, и встретились они так, что иных
старых солдат слеза прошибла от этой картины.
   - Веселится наша Речь Посполитая, радуется  любезная  отчизна,  когда
сыновья ее, подобные  этим,  обнимают  друг  друга,  -  говорил  Заглоба
Володыёвскому и Скшетускому. - Наш Чарнецкий отчаянный рубака и  сердцем
чист, но и Сапежка душевный человек. Дай нам боже таких вождей  побольше
То-то бы шведов мороз по коже подрал, когда  б  они  увидели,  как  наши
вожди друг друга любят. Ведь они  нас  чем  взяли?  Нашими  же  панскими
раздорами да склоками Силой-то им разве нас одолеть? А  вот  это  другое
дело! Душа радуется, глядя на такую встречу. И помяните мое слово -  без
вина не  обойдется.  Сапежка  попировать  страх  как  любит  и  с  таким
сотрапезником, как Чарнецкий, уж конечно, потешит душу.
   - Слава богу! Близок конец наших  бед!  Слава  богу!  -  повторял  Ян
Скшетуский.
   - Смотри, не богохульствуй! - сказал ему на это Заглоба.  -  Ни  одна
беда не длится вечно, всякой приходит конец, в  противном  случае  миром
правил бы дьявол, а не господь наш Иисус, коего милосердие неисчерпаемо.
   Тут разговор их прервался, так как в отдалении  они  увидали  могучую
фигуру Бабинича, возвышавшуюся над прочими. Володыёвский и Заглоба стали
махать ему руками, но он так загляделся  на  Чарнецкого,  что  не  сразу
заметил их.
   - Смотрите, - сказал Заглоба, - до чего отощал парень!
   - Должно  быть,  неудача  у  него  с  князем  Богуславом,  -  ответил
Володыёвский, - а то бы он повеселей был.
   - То-то  что  неудача.  Ведь  Богуслав  сейчас  вместе  со  Стенбоком
осаждает Мальборк.
   - Бог даст, ничего они не добьются!
   - Да хоть бы и взяли Мальборк, - сказал Заглоба, -  мы  тем  временем
Carolum Gustavum captivabimus <Возьмем в плен Карла Густава  (лат.).>  и
посмотрим тогда, обменяют они крепость на своего короля или нет!
   - Смотрите! Бабинич к нам идет, - прервал их Скшетуский.
   В самом деле, завидев  друзей,  Бабинич  стал  проталкиваться  к  ним
сквозь  толпу,  размахивая   шапкой   и   еще   издали   улыбаясь.   Они
приветствовали друг друга по-старому, как добрые знакомые и приятели.
   - Ну, что слышно, братец? Что это за дело вышло у тебя с князем?
   - Скверное дело вышло! Но сейчас не время рассказывать. Пора садиться
за стол. Вы ведь останетесь у нас ночевать, приходите же после  пира  ко
мне, в татарский стан. Шатер у меня просторный, вот и посидим, потолкуем
за чаркою до утра.
   - Вот это  ты  дело  говоришь,  с  умной  речью  и  спорить  грех!  -
согласился Заглоба. - Скажи нам только, отчего ты так исхудал?
   - Да все он, Богуслав проклятый, опрокинул меня наземь вместе с конем
и разбил, как глиняный горшок. С той поры я все кровью  харкаю,  в  себя
прийти не могу. Ну, ничего, еще и я с божьей помощью всю кровь  из  него
выпущу. А сейчас идемте, вон пан Сапега с паном Чарнецким уже заспорили,
каждый другого вперед пропускает. Значит, столы готовы.  Милости  просим
от всей души, ведь и вы шведской юшки пролили немало.
   - О моих подвигах пусть другие расскажут, а мне  не  след!  -  сказал
Заглоба.
   Тут вся толпа повалила на майдан, где меж шатров стояли пиршественные