- Стерегут,  собачьи  дети!  Прямо  идти  нельзя,  увидят,  -  я  вас
ольшаником проведу.
   Тотчас был отдан приказ, и хоругвь рысью  двинулась  с  места,  потом
перешла на галоп.
   Парнишка трясся на своем неоседланном жеребчике  впереди  отряда.  Он
колотил коня босыми пятками и то и дело сияющими глазами  поглядывал  на
обнаженную саблю.
   Когда показалась деревня, он свернул в лозняк и  повел  отряд  топкой
дорогой к ольшанику. Здесь было настоящее  болото,  поэтому  кони  пошли
медленней.
   - Тс-с-с! - предупреждающе  произнес  паренек.  -  Вот  как  ольшаник
кончится, они будут направо, саженях в ста.
   Теперь  отряд  двигался  совсем  медленно,  впрочем,  не  было  бы  и
возможности двигаться быстрее, - дорога  была  так  плоха,  что  тяжелые
кавалерийские кони то и дело по колено проваливались  в  грязь.  Наконец
ольшаник начал редеть, и они выехали на опушку.
   Перед ними, не далее как в  трехстах  шагах,  раскинулся  на  пологом
склоне холма обширный майдан, за ним  дом  ксендза,  окруженный  липами,
между которыми  выглядывали  соломенные  кровельки  ульев,  а  на  самом
майдане стояло сотни две всадников в челнообразных шлемах и латах.
   Великаны-гвардейцы на могучих, хотя и отощавших конях стояли в полной
боевой готовности, одни с рапирами в руках, другие с  упертыми  в  бедра
мушкетами. Но все они глядели в другую сторону, на большак, полагая, что
единственно оттуда и  можно  ожидать  неприятеля.  Великолепное  голубое
знамя с золотым львом развевалось над их головами.
   Самый дом тоже окружен был стражниками, расставленными попарно.  Двое
часовых стояли лицом к ольшанику, но яркое солнце  слепило  глаза,  а  в
ольшанике, уже покрывшемся буйной листвой, было почти темно, поэтому они
и не могли заметить польских всадников.
   В пылком Шандаровском кровь так и взыграла, однако он сдержал себя  и
стал ждать, пока отряд выровняет ряды; меж тем  Рох  Ковальский  положил
свою тяжелую руку на плечо конюшонка.
   - Слышь, малец, - сказал он, - сам-то ты видел короля?
   - Видел, вельможный пан! - тихо ответил паренек.
   - Какой он с виду? Приметы у него какие?
   - Черномордый, страсть, и на боку у него красные ленты прицеплены.
   - А коня его ты узнал бы?
   - Конь тоже вороной, с белой лысиной.
   Тогда Рох сказал:
   - Ну, парень, держись ко мне поближе - ты мне его покажешь.
   - Ладно! А скоро ли ударим?
   - Цыть!
   Они  замолкли,  и  пан  Рох  стал  молиться  пречистой  деве,   прося
ниспослать ему встречу с Карлом и направить в бою его руку.
   Какое-то время еще  было  тихо,  и  вдруг  звонко  фыркнул  конь  под
Шандаровским. Один из  стражников  глянул,  вскинулся  в  седле,  словно
подброшенный неведомой силой, и выпалил из пистолета.
   - Алла! Алла! Бей, убивай! У-лю-лю! - загремело в ольшанике.
   И, вырвавшись, точно молния, из темноты, хоругвь ударила на шведов.
   Ударила с налету, - шведы не успели даже обернуться к ней лицом, -  и
закипела страшная сеча; сразу в ход пошли сабли и рапиры,  ибо  стрелять
уже было некогда. В  мгновение  ока  поляки  прижали  врагов  к  плетню,
который с треском рухнул  под  напором  лошадиных  крупов,  и  принялись
рубить с такой яростью, что рейтары в  замешательстве  сбились  в  кучу.
Дважды пытались они сомкнуть строй, и дважды поляки разрывали  их  ряды,
пока не образовались две отдельные группы, которые быстро  распались  на
еще меньшие и, наконец, рассыпались, как горох,  подброшенный  в  воздух
рукой сеятеля.
   Внезапно послышались отчаянные крики:
   - Король! Король! Спасайте короля!
   Едва завязалась схватка, Карл  Густав  выскочил  за  порог,  держа  в
каждой руке по пистолету, а в  зубах  обнаженную  шпагу.  Рейтар  тотчас
подал ему коня, который  стоял  наготове,  король  прыгнул  в  седло  и,
завернув за ближайший угол, помчался задами между лип и ульев,  стремясь
выйти из кольца схватки.
   Подскакав к плетню, он поднял коня на дыбы, перемахнул на ту  сторону
и очутился среди рейтар, отбивавшихся от поляков, которые  минуту  назад
обошли дом справа и за огородом наткнулись на шведов.
   - За мной! - крикнул Карл Густав.
   Свалив ударом шпаги польского всадника, который  уже  занес  над  ним
саблю, он одним прыжком вырвался из кровавой  свалки;  за  ним,  прорвав
польские ряды, во весь дух поскакали рейтары, - так олени,  преследуемые
сворой собак, скачут за своим вожаком.
   Поляки, поворотив коней, бросились вдогонку. И те, и другие  вылетели
на большак, ведущий из Дудника в Боянов.  Их  заметили  с  майдана,  где
кипела главная битва, и вот тут-то и раздались крики:  "Король!  Король!
Спасайте короля!"
   Но рейтарам на майдане, которых теснил Шандаровский, приходилось  так
туго, что они и сами-то не надеялись спастись, поэтому  король  поскакал
прочь всего с десятью - двенадцатью всадниками, а за ним погналось  чуть
не тридцать поляков во главе с Рохом Ковальским.
   Паренек, который должен был указать ему короля,  затерялся  где-то  в
гуще боя, но Рох и сам узнал Карла по пучку красных лент. Тут он  решил,
что настал его час, пригнулся в седле, вонзил  в  коня  шпоры  и  вихрем
понесся вперед.
   Беглецы растянулись по широкой дороге, из последних  сил  нахлестывая
коней,  но  легконогие   польские   скакуны   вскоре   стали   настигать
тяжеловесных шведских. Первого рейтара Рох догнал очень быстро. Привстав
в стременах, чтоб получше размахнуться, он одним чудовищной силы  ударом
отрубил ему руку вместе  с  лопаткой  и  продолжал  скакать  вперед,  не
отрывая взгляда от короля.
   Вскоре второй рейтар замелькал у него  перед  глазами,  он  вышиб  из
седла и второго; третьему развалил надвое шлем и голову, все  на  скаку,
не останавливаясь, видя перед собой одного лишь короля. Меж тем шведские
лошади начали спотыкаться и падать; тут же поляки  тучей  навалились  на
рейтар и в мгновение ока перебили всех.
   Рох в эту  схватку  уже  не  ввязывался,  опасаясь  упустить  короля;
расстояние между ним и Карлом  Густавом  стало  уменьшаться.  Теперь  их
разделяло каких-нибудь полсотни шагов, и лишь  два  рейтара  скакали  за
королем.