долетали. Дверца клетки была  широко  раскрыта,  но  тощие,  безобразные
существа даже  и  не  думали  воспользоваться  этим:  напуганные  шумом,
свистом пуль и жестокой резней, которая  только  что  происходила  перед
ними, они забились в дальний угол клетки, спрятались  в  солому  и  лишь
тихо ворчали от ужаса.
   - Simiae <Обезьяны (лат.).> или черти? - спросил сам себя Заглоба.
   И вдруг отважная душа его восстала, он занес меч и,  объятый  гневом,
ворвался в клетку.
   Первый же взмах его сабли вызвал среди обезьян  отчаянный  переполох.
Избалованные шведскими солдатами, которые любили их за потешные проделки
и подкармливали из своих  скудных  пайков,  они  попросту  обезумели  от
страха и неожиданности,  а  поскольку  Заглоба  загородил  собой  выход,
обезьяны начали дико скакать по клетке, цепляться за прутья, за потолок,
завизжали, заскрежетали зубами, в  конце  концов  одна,  совсем  ошалев,
прыгнула Заглобе на спину, вцепилась в волосы и прижалась  к  нему,  что
было сил. Вторая  впилась  в  правое  плечо,  третья  обхватила  за  шею
спереди, четвертая повисла  на  завязанных  сзади  откидных  рукавах,  а
Заглоба,  задыхаясь,  обливаясь  потом,  тщетно  кидался  из  стороны  в
сторону, тщетно отмахивался вслепую саблей; вскоре  он  уже  еле  дышал,
глаза у него вылезли из орбит, и он завопил истошным голосом:
   - Люди! Друзья! Спасите!
   Услышав эти вопли и не сразу  разобравшись,  в  чем  дело,  несколько
рыцарей с окровавленными саблями в руках бросились ему на помощь;  вдруг
они остановились, переглянулись в изумлении и все разом, как по команде,
разразились громовым хохотом. Подбегало  все  больше  бойцов,  собралась
целая толпа, и каждый немедленно заражался  всеобщим  весельем.  Солдаты
шатались, как  пьяные,  хватались  за  бока;  перемазанные  кровью  лица
судорожно кривились от смеха, и чем сильней  метался  пан  Заглоба,  тем
громче они хохотали. Лишь Рох  Ковальский,  прибежав  сверху,  растолкал
толпу и вызволил дядю из обезьяньих объятий.
   - Негодяи! - крикнул, задыхаясь, Заглоба. - Провалиться вам  всем  на
месте!  Смеетесь,  глядя,  как  чудища  африканские   терзают   честного
католика? Чтоб вам сдохнуть! Да если б не я, вы бы до сих  пор  толклись
башкой об ворота, этим только  вам  и  заниматься!  Чтоб  вам  сдохнуть,
обезьяны и те лучше, чем вы!
   - Сам сдохни, обезьяний король! - крикнул ратник, стоявший ближе всех
к Заглобе.
   - Simiarum destructor  <Истребитель  обезьян  (лат.).>,  -  подхватил
другой.
   - Victor! - добавил третий.
   - Какой он там victor, скорей уж victus <Побежденный (лат.).>!
   Тут Рох снова пришел дяде на помощь. Он ударил первого с ряду крикуна
кулаком в грудь, и  тот  упал,  отплевываясь  кровью.  Иные  попятились,
испугавшись Рохова гнева, иные схватились за сабли, но  тут  со  стороны
Бернардинского монастыря донеслись  крики  и  выстрелы,  и  распря  была
забыта. Там, видимо,  бой  был  в  полном  разгаре,  и  шведы,  судя  по
лихорадочной мушкетной пальбе, отнюдь не собирались сдаваться.
   - Поможем им! К костелу! К костелу! - крикнул Заглоба.
   А сам побежал наверх, в правое крыло дворца, откуда виден был костел,
который, казалось, объят был огнем. Толпы штурмующих клубились внизу,  у
стен, безуспешно стараясь прорваться внутрь,  и  без  пользы  гибли  под
перекрестным огнем, ибо  пули  градом  сыпались  на  них  не  только  из
костела, но и от Краковских ворот.
   - Пушки к окнам! - скомандовал Заглоба.
   Во дворце Казановских было достаточно пушек, и не  только  малых,  их
живо подтащили к окнам; из обломков драгоценной утвари,  из  постаментов
статуй  соорудили  лафеты,  и  через  полчаса  пустые   оконные   проемы
ощетинились двумя десятками пушечных жерл, нацеленных на костел.
   -  Рох!  -  говорил  страшно  раздосадованный  Заглоба.  -  Я  должен
совершить какой-нибудь  подвиг,  иначе  прощай  моя  слава!  Из-за  этих
обезьян - зараза на них! - все войско станет обо мне судачить, и хоть  я
и сам за словом в карман не полезу, однако же всех мне не  переговорить.
Я должен смыть этот позор, а иначе меня по всей Речи Посполитой  ославят
обезьяньим королем!
   - Верно, дядя, вы должны смыть этот позор! - громоподобно откликнулся
Рох.
   - А вернейшее к тому средство будет вот какое: точно так  же,  как  я
захватил дворец Казановских... пусть кто-нибудь скажет,  что  это  не  я
сделал...
   - Пусть, дядя, кто-нибудь скажет, что это не вы сделали!  -  повторил
Рох.
   - Точно так же я захвачу и этот костел, и да поможет мне бог,  аминь!
- закончил Заглоба.
   После чего он повернулся к своим челядинцам, уже стоявшим у пушек:
   - Огонь!
   Шведы,  отчаянно  оборонявшиеся  в  костеле,  пришли  в  ужас,  когда
внезапно затряслась вся боковая стена. На солдат,  сидящих  в  окнах,  у
пробитых в стенах бойниц,  за  карнизами,  у  лазков  голубятен,  сквозь
которые они стреляли по наступающим, посыпались кирпичи, мусор,  щебень,
известка. Несчастные  задыхались  в  густой,  смешанной  с  дымом  пыли,
которая наполняла весь храм божий. Стало так темно, что люди  не  видели
друг друга,  крики:  "Задыхаемся!  воздуха!  -  еще  увеличили  всеобщее
смятение. А тут весь костел качается, трещат стены, валятся  кирпичи,  в
окна с воем  летят  снаряды,  срываются  и  с  грохотом  падают  на  пол
свинцовые решетки, раскаленный воздух пропитан смрадом человеческих тел,
- словом, божья обитель  обратилась  в  ад  земной.  Охваченные  ужасом,
солдаты бегут прочь  от  ворот,  от  окон,  от  амбразур.  Растерянность
переходит в настоящее безумие. Снова отчаянные  крики:  "Воздуха!  воды!
воздуха!" И внезапно сотни хриплых голосов заревели:
   - Белый флаг! белый флаг!
   Командующий Эрскин хватает флаг, чтобы собственноручно вывесить  его,
но  тут  рушатся  ворота,  в  храм,  точно  тьмы  разъяренных  дьяволов,
врываются осаждающие - и пошла резня! Тихо становится вдруг  в  костеле,
слышен лишь звериный хрип  дерущихся,  да  скрежет  железа  о  кости,  о
каменный пол, да стоны, да бульканье крови, - лишь порой  чей-то  голос,
уже не похожий на человеческий, вскрикнет: "Пощады! Пощады!" Так  бились
они в течение часа, и вот на колокольне начинает гудеть колокол, и гудит
долго, долго - для Мазуров победным, для шведов похоронным звоном.
   Дворец  Казановских,  монастырь  и   колокольня   взяты.   Сам   Петр
Опалинский, подлясский воевода, верхом на коне  появляется  среди  толпы