- Кому бог дал величие, тому он дал и силы выносить тяжелые  времена,
так что извольте успокоиться, госпожа! Именно  так  и  прозывается  этот
слуга дьявола, который подорвал успех  целого  похода  и  стал  причиной
неисчислимых несчастий. Его фамилию, которую ваша светлость  отгадала  с
такой удивительной быстротой, сейчас повторяют в ужасе и бешенстве все в
нашем войске...
   - Этого пана Бабинича я видела в Замостье, - быстро отвечала Ануся, -
и если бы я могла предугадать...
   Тут она замолкла, и никто так и не  узнал,  что  бы  в  таком  случае
произошло...
   Офицер, помолчавши, снова заговорил:
   -  Тут  наступила  распутица  и  оттепель  вопреки,  можно   сказать,
натуральным законам природы, поскольку мы имели  сведения,  что  на  юге
Речи Посполитой еще крепко держалась зима, а мы брели в весенней  грязи,
которая сковала нашу тяжелую кавалерию. А  он,  имея  легких  на  подъем
людишек, тем более всюду успевал. На каждом шагу  мы  теряли  повозки  и
пушки, так  что  в  конце  концов  пришлось  идти  налегке,  без  обоза.
Окрестный житель в своем слепом ожесточении явно помогал  захватчикам...
Что будет, одному богу известно,  а  я  оставил  в  отчаянном  состоянии
войско и самого светлейшего князя, которого вдобавок бьет злая лихорадка
и лишает его сил на  несколько  дней.  Однако  же  генеральное  сражение
вот-вот произойдет, но как оно обернется, бог знает... и куда  зайдет...
Остается ждать чуда.
   - Где вы оставили князя?
   - В одном дне пути от Соколки; князь собирается укрепиться в Суховоле
или тамошнем Янове и принять бой. Пан Сапега в двух днях пути.  Когда  я
уезжал,  у  нас  была  передышка,  поскольку  от  схваченного  языка  мы
дознались, что сам Бабинич отлучился в главный лагерь, а без него татары
не смеют так нападать, они пощипывают наши разъезды и  довольны.  Князь,
несравненный полководец, основывает  все  свои  надежды  на  генеральной
битве, но это когда он здоров, а  как  его  лихорадка  схватит,  он  уже
думает по-другому, почему он меня и послал в Пруссию
   - А зачем вы туда, сударь, едете?
   -  Или  князь  выигрывает  битву,  или  проигрывает.   Если   он   ее
проигрывает, вся Княжеская  Пруссия  остается  без  прикрытия,  и  очень
просто может статься, что пан Сапега перейдет  границу,  чтобы  вынудить
курфюрста принять сторону короля... Так вот (я говорю об этом, поскольку
в том нет никакой тайны), я еду предупредить, чтобы они там в провинциях
подумали о какой-нибудь обороне, иначе непрошеные гости могут  нагрянуть
большой компанией. Это дело курфюрста и шведов, с которыми князь в союзе
и от которых он тоже имеет право ждать помощи.
   Офицер замолчал.
   Ануся  забросала  его  множеством  вопросов,  с   трудом   выдерживая
серьезный тон, но зато, когда он вышел, она уж дала  себе  полную  волю,
стала  хлопать  руками  по  юбчонке,  крутиться  волчком  на   каблуках,
бросилась целовать Оленьке глаза, а пана  мечника  таскать  за  откидные
рукава кунтуша, крича:
   - Ну, что? Что я говорила? Кто  извел  князя  Богуслава?  Может,  пан
Сапега?.. Фигушки пан Сапега! Кто  шведов  изводит  точно  так  же?  Кто
казнит изменников? Кто лучший  изо  всех  кавалер,  лучший  рыцарь?  Пан
Анджей! Пан Анджей!
   - Какой пан Анджей? - внезапно спросила, побледнев, Оленька.
   - Разве я тебе не говорила, что его зовут  Анджей?  Он  сам  мне  это
сказал. Пан Бабинич! Пан Бабинич! Да здравствует пан Бабинич!..  Даже  и
сам пан Володыёвский лучше бы не смог!.. Что с тобой, Оленька?
   Панна Биллевич очнулась, как бы желая сбросить с себя  бремя  тяжелых
мыслей.
   - Да ничего! Я думала, что это имя носят только изменники.  Был  один
такой, который брался короля живого  или  мертвого  продать  шведам  или
князю Богуславу, его звали тоже... Анджей.
   - Накажи его господь! - взорвался мечник. - Нечего нам глядя на  ночь
вспоминать изменников. Лучше порадуемся, нам есть чему!
   - Пусть только сюда подойдет пан Бабинич! - добавила Ануся. - Так что
вот! И я буду, нарочно буду завлекать Брауна еще больше, чтобы он поднял
бунт во всем гарнизоне и с людьми, лошадьми и с нами  вместе  перешел  к
пану Бабиничу.
   - Давай, барышня, давай, - воскликнул, разошедшись, мечник.
   - А мы после этого покажем фигу этим немцам... Может быть,  он  тогда
забудет о своей кривляке и меня по... лю...
   Тут она снова тихонько  взвизгнула,  закрыла  глаза  руками,  однако,
должно быть, какая-то мысль ее рассердила, потому  что  она  пристукнула
кулачками друг о дружку и сказала:
   - А если нет, то я пойду за пана Володыёвского!

ГЛАВА XXI

   Двумя неделями позже в Таурогах все закипело.  Как-то  вечером  стали
подходить разрозненные  кучки  солдат  Богуслава  по  тридцать  -  сорок
всадников, истощенные, оборвавшиеся, похожие скорее на призраков, чем на
людей, и они-то и принесли весть о поражении Богуслава под  Яновом.  Все
было потеряно: армия, пушки, кони, обоз. Шесть тысяч отборнейших  солдат
вышло с князем в тот  поход,  а  вернулись  едва  четыре  сотни  рейтар,
которых увел от гибели сам князь.
   Из  поляков,  кроме  Саковича,  не  вернулась  ни  одна  живая  душа,
поскольку все те, которые не полегли на поле боя, которых не повырезал в
своих набегах страшный Бабинич, - все перешли к пану Сапеге. И много еще
чужеземных офицеров предпочло добровольно стать  под  знамя  победителя.
Словом, никогда еще ни один из Радзивиллов  не  возвращался  из  военной
экспедиции более опозоренным, разбитым и уничтоженным.
   И  как  раньше  придворные  льстецы,  не   зная   меры   превозносили
Богуслава-полководца, так теперь все в один голос неустанно поносили его
за бездарность в ведении войны; уцелевшее воинство без устали роптало, и
это в последние дни отступления вызвало полный развал и дошло  до  таких
размеров, что князь почел за лучшее несколько подзадержаться в тылах.
   Они с Саковичем остановились в Россиенах. Гасслинг, узнавший об  этом
от солдат, тут же понес новость Оленьке.
   - Самое главное, -  сказала  она,  выслушав  донесение,  -  вот  что:
погонится ли пан Сапега или этот Бабинич за князем и  придут  ли  они  с
войском в наши края?
   - От солдат ничего нельзя выудить, - ответил офицер, -  от  страху  у