пронзительный взор. - Ты знаешь полковника Крычинского?
   По лицу Меллеховича промелькнула быстро грозная тень.
   - Знаю! - ответил он.
   - Читай!  -  сказал  маленький  рыцарь,  подавая  ему  найденное  при
пленнике письмо.
   - Приказывайте, я жду, - промолвил татарин, возвращая письмо.
   - Как давно ты замыслил измену и каких имеешь в Хрептеве сообщников?
   - Я обвинен в измене?
   - Отвечай, а не задавай вопросы! - сурово сказал маленький рыцарь.
   - Что ж, тогда мой respons
будет таков: измены я не замышлял, сообщников не имею, а если и имел, то
таких, которых не вам судить.
   Услышав это, воины заскрежетали зубами, и  тотчас  несколько  голосов
произнесло с угрозой:
   - Почтительней, сукин сын, почтительней! Не забывай: ты нам не ровня!
   В ответ Меллехович смерил говоривших взглядом,  в  котором  сверкнула
холодная ненависть.
   - Я знаю свой долг  перед  паном  комендантом,  моим  начальником,  -
сказал он, снова поклонившись Володыевскому, - знаю и то, что всех здесь
худородней, и потому вашего общества не ищу; твоя милость (тут он  опять
обратился к маленькому рыцарю) про сообщников  спрашивал  -  у  меня  их
двое: один - пан подстолий  новогрудский,  Богуш,  а  второй  -  великий
коронный гетман.
   Эти слова всех повергли в изумление, и на минуту воцарилось молчание;
наконец Володыевский, шевельнув усиками, спросил:
   - Это как?
   -  А  вот  так,  -  ответил  Меллехович.  -  Крычинский,   Моравский,
Творовский, Александрович и другие в самом деле на сторону орды  перешли
и много уже зла причинили отечеству,  но  счастья  на  новой  службе  не
обрели. А может, совесть в них пробудилась;  короче,  и  служба  эта,  и
слава изменников им не по нутру. Пан гетман хорошо об этом знает,  он  и
поручил пану Богушу с  паном  Мыслишевским  перетянуть  их  обратно  под
знамена Речи Посполитой,  а  пан  Богуш  ко  мне  обратился  и  приказал
договориться с Крычинским. У меня на  квартире  письма  от  пана  Богуша
лежат: могу хоть сейчас представить - им ваша милость скорее,  чем  моим
словам, поверит.
   - Ступай с паном Снитко и немедля принеси сюда эти письма.
   Меллехович вышел.
   - Любезные судари, - торопливо проговорил маленький рыцарь, -  боюсь,
поспешным обвинением мы тяжко оскорбили честного  воина.  Ежели  у  него
имеются эти письма и все сказанное им, правда - а я склонен думать,  что
это так, - тогда он не только рыцарь, прославившийся ратными  подвигами,
но и верный слуга отечества, и не хула ему причитается, а награда.  Черт
побери! Надо поскорей ошибку исправить!
   Остальные сидели молча, не  зная,  что  сказать,  Заглоба  же  закрыл
глаза, на этот раз притворившись, будто дремлет.
   Между тем вернулся Меллехович и подал Володыевскому письма Богуша.
   Маленький рыцарь начал читать. И вот что он прочел:
   - "Со всех сторон слышу я, что никто более тебя в этом  деле  полезен
быть не может по причине необычайной любви, каковую они к  тебе  питают.
Пан гетман  готов  их  простить  и  добиться  прощения  Речи  Посполитой
обещает. С Крычинским сносись  как  можно  чаще  через  верных  людей  и
praemium ему посули. Тайну храни строжайше, иначе, не дай бог,  всех  их
погубишь. Одному пану Володыевскому можешь открыть arcana, поскольку  он
твой начальник и много в чем поспособствовать сумеет. Трудов и  стараний
не жалей, памятуя, что finis coronat opus ,
и будь уверен, что за добрые дела  твои  матерь  наша  тебя  заслуженной
наградит любовью".
   - Вот, получил награду! - угрюмо пробормотал татарин.
   - Боже правый! Почему же  ты  никому  слова  не  сказал?  -  вскричал
Володыевский.
   - Я хотел вашей милости все рассказать, да не успел - занедужил после
ушиба; а прочим, - тут Меллехович повернулся к офицерам, - мне не велено
было открываться. Ваша милость, надо  полагать,  теперь  остальным  тоже
молчать прикажет, чтоб на тех не навлечь беды.
   - Доказательства твоей невиновности неоспоримы - это и младенцу ясно,
- сказал маленький рыцарь. - Продолжай  свои  переговоры  с  Крычинским.
Никто тебе помех чинить не станет, напротив, получишь помощь -  вот  моя
рука, ты благородный рыцарь. Приходи сегодня ко мне ужинать.
   Меллехович пожал протянутую руку и в третий  раз  поклонился.  Прочие
офицеры, выйдя из своих углов, обступили его и заговорили наперебой:
   - Мы в тебе ошибались, но теперь всякий рад твою  руку  пожать  -  ты
этого достоин.
   Однако молодой татарин  вдруг  выпрямился  и  откинул  назад  голову,
словно хищная птица, приготовившаяся нанести удар клювом.
   - Я не забыл, что вам не ровня, - молвил он.
   И вышел из горницы.
   После его ухода сразу поднялся гомон. "Нечему удивляться, -  говорили
меж собой офицеры, - шутка ли - такое обвиненье! Ну ничего,  покипятится
да перестанет. А нам нужно отношение к нему  изменить.  Душа-то  у  него
поистине  рыцарская!  Гетман  знал,  что  делал!  Чудеса,   однако   же,
чудеса!.."
   Снитко втайне  торжествовал;  в  конце  концов,  не  удержавшись,  он
подошел к Заглобе и сказал с поклоном:
   - Прости, сударь, но волк-то наш не изменник...
   - Не изменник? - переспросил Заглоба. - Изменник, только благородный,
поскольку не нас предает, а ордынцев... Не теряй надежды,  любезный  пан
Снитко, я буду каждодневно за тебя молиться: авось святой дух сжалится и
дозволит твоей милости блеснуть остротой ума!
   Бася, когда Заглоба в подробностях ей  обо  всем  рассказал,  страшно
обрадовалась; Меллехович с самого начала пришелся  ей  по  душе,  и  она
желала ему всяческого добра.
   - Нужно, -  сказала  она,  -  нам  с  Михалом  в  первую  же  опасную
экспедицию его с собой взять, - это и будет лучший способ  выказать  ему
доверие.
   Но маленький рыцарь, погладив розовую Басину щечку, ответил:
   - А муха докучливая  все  про  свое  жужжит!  Знаем  мы  тебя!  Не  о
Меллеховиче ты печешься и не способа оказать ему доверие ищешь - тебе бы
в степь полететь, да прямо в сечу! Не выйдет...
   И, сказавши так, поцеловал жену в уста.