сам три не пожалею.  Приблизительно  столько  составляет  моя  лихва  от
князя, да еще деревенька у меня изрядная есть, так что хватит. А гетману
этому я ни свободой, ни жизнью обязан быть не желаю.
   - Да откуда ты знаешь, что я с тобой сделаю? - спросил Хмельницкий.
   И, поворотившись к Тугай-бею, сказал:
   - Вот-вот разразится война. Ты пошлешь ко князю,  но,  пока  посланец
воротится, много воды в Днепре утечет; я же тебе завтра  сам  деньги  на
Базавлук отвезу.
   - Давай четыре, тогда я с ляхом и говорить не  стану,  -  нетерпеливо
ответил Тугай-бей.
   - Что ж, дам четыре.
   - Ваша милость, гетман, - сказал кошевой.  -  Желаешь,  я  тебе  хоть
сейчас отсчитаю. У меня тут под стенкой, может, даже и побольше есть.
   - Завтра отвезешь на Базавлук, - сказал Хмельницкий.
   Тугай-бей потянулся и зевнул.
   - Спать охота, - сказал он. - Завтра с утра я тоже на  Базавлук  еду.
Где мне лечь-то?
   Кошевой указал ему груду овчин у стены.
   Татарин бросился на постель и тотчас же захрапел, как конь.
   Хмельницкий несколько раз прошелся по тесной хате.
   - Сон на очи нейдет. Не уснуть мне. Дай чего-нибудь выпить,  кошевой,
- сказал он.
   - Горелки или вина?
   - Горелки. Не уснуть мне.
   - Уже брезжит вроде, - сказал кошевой.
   - Да, да! Иди и ты спать, старый друже. Выпей и ступай.
   - Во славу и за удачу!
   - За удачу!
   Кошевой  утерся  рукавом,  пожал  руку  Хмельницкому  и,   отойдя   к
противоположной стене, с головою зарылся в овчины - возраст брал свое, и
кровь в кошевом  бежала  зябкая.  Вскорости  храп  его  присоединился  к
Тугай-бееву.
   Хмельницкий сидел за столом, безмолвный и отсутствующий.
   Вдруг он словно бы очнулся, поглядел на наместника и сказал:
   - Сударь наместник, ты свободен.
   - Благодарствуй, досточтимый гетман запорожский, хотя не  скрою,  что
предпочел бы кого другого за свободу благодарить.
   - Тогда не благодари. Ты спас мне жизнь, я добром отплатил - вот мы и
квиты. Но хочу сказать тебе вот что: если не дашь рыцарского слова,  что
не расскажешь своим о наших приготовлениях, о численности войска  нашего
или о чем еще, что на Сечи видал, я тебя пока не отпущу.
   - Значит, напрасно ты мне fructum  свободы дал вкусить,
потому что такого слова я не дам, ибо, давши его, поступлю как те, кто к
недругу перебегают.
   - И жизнь моя, и благополучие всего запорожского войска сейчас в том,
чтобы великий гетман не пошел на нас со всеми силами, что он не преминет
сделать, если ты ему о наших расскажешь, так что, если не дашь слова,  я
тебя не отпущу до тех пор, пока не почувствую себя достаточно  уверенно.
Знаю я, на что замахнулся, знаю, какая страшная сила  противостоит  мне:
оба  гетмана,  грозный  твой  князь,  один  целого  войска  стоящий,  да
Заславские, да Конецпольские, да все эти королята, на вые казацкой стопу
утвердившие! Воистину  немало  я  потрудился,  немало  писем  понаписал,
прежде чем удалось мне подозрительность их усыпить,  -  так  могу  ли  я
теперь позволить, чтобы ты разбудил  ее?  Ежели  и  чернь,  и  городовые
казаки, и все утесненные в вере да свободе выступят на моей стороне, как
запорожское войско и милостивый хан крымский, тогда полагаю я  совладать
с неприятелем, ибо и мои силы значительны будут, но всего более вверяюсь
я богу, который видел кривды и знает невиновность мою.
   Хмельницкий опрокинул чарку  и  стал  беспокойно  расхаживать  вокруг
стола, пан же Скшетуский смерил его взглядом и, напирая на каждое слово,
сказал:
   -  Не  богохульствуй,  гетман  запорожский,  на  бога  и   высочайшее
покровительство его  рассчитывая,  ибо  воистину  только  гнев  божий  и
скорейшую кару навлечешь на себя. Тебе ли пристало взывать к всевышнему,
тебе ли, который собственных обид и приватных распрей ради столь ужасную
бурю поднимаешь,  раздуваешь  пламя  усобицы  и  с  басурманами  противу
христиан объединяешься? Победишь ли ты или окажешься побежденным -  море
человеческой крови и  слез  прольешь,  хуже  саранчи  землю  опустошишь,
родную кровь поганым  в  неволю  отдашь.  Речь  Посполитую  поколеблешь,
монарха  оскорбишь,  алтари  господни  поругаешь,  а  все  потому,   что
Чаплинский хутор у тебя отнял, что, пьяным будучи, угрожал тебе! Так  на
что же ты руку не поднимешь? Чего корысти  своей  ради  не  принесешь  в
жертву? Богу себя вверяешь? А я, хоть и нахожусь в твоих руках, хоть  ты
меня живота и свободы лишить можешь, истинно  говорю  тебе:  сатану,  не
господа в заступники призывай, ибо единственно ад споспешествовать  тебе
может!
   Хмельницкий побагровел,  схватился  за  рукоять  сабли  и  глянул  на
пленника, как лев, который вот-вот зарычит и  кинется  на  свою  жертву.
Однако же он сдержался. К счастью, гетман  не  был  пока  что  пьян,  но
охватила его, казалось,  безотчетная  тревога,  казалось,  некие  голоса
взмолились в душе его: "Повороти с дороги!", ибо вдруг, словно бы  желая
отвязаться от собственных мыслей или убедить самого себя, стал  говорить
он вот что:
   - От другого не стерпел бы я таких речей, но и ты поостерегись, чтобы
дерзость твоя моему терпению конец не положила.  Адом  меня  пугаешь,  о
корысти моей и предательстве мне проповедуешь, а почем ты знаешь, что  я
только за собственные обиды воздать иду? Где бы я нашел соратников,  где
бы взял тьмы эти, которые уже перешли на мою  сторону  и  еще  перейдут,
когда бы собственные только обиды взыскать вознамерился? Погляди, что на
Украйне творится. Гей! Земля-кормилица, земля-матушка, землица  родимая,
а кто тут в завтрашнем дне уверен? Кто тут счастлив? Кто веры не  лишен,
свободы не потерял, кто тут не плачет и не стенает? Только  Вишневецкие,
да Потоцкие, да Заславские, да Конецпольские, да Калиновские, да горстка
шляхты! Для  них  староства,  чины,  земля,  люди,  для  них  счастье  и
бесценная свобода, а прочий народ  в  слезах  руки  к  небу  заламывает,
уповая на суд божий, ибо и королевский не помогает! Сколько же, - шляхты
даже! - невыносимого их гнета не умея стерпеть, на Сечь сбегает, как и я
сбежал? Я ведь войны с королем не ищу, не ищу и с Речью Посполитой!  Она
- мать, он - отец! Король - государь милостивый, но королята! С ними нам
не  жить,  это  их  лихоимство,  это  их  аренды,  ставщины,   поемщины,