- С венграми! Конница  разбила  их,  топчет,  сечет!  Знамя  в  руках
Кмицица! Конец, конец!
   С этими словами пан Михал соскользнул с подоконника и упал в  объятия
Яна Скшетуского.
   - Бейте меня, бейте! - кричал он. - Это я мог зарубить этого человека
и выпустил его живым из рук, я отвез ему грамоту  на  набор  войска!  По
моей вине он собрал эту хоругвь, с которой теперь будет сражаться против
отчизны. Он знал, кого  собирает  под  свое  знамя,  -  собачьих  детей,
висельников, разбойников, палачей, таких же, как он сам. Если бы мне еще
раз встретить его с саблей в руках! Боже, продли мою жизнь, на  погибель
этому изменнику, клянусь тебе, что теперь он  не  уйдет  живым  из  моих
рук...
   Крики, конский топот и залпы все еще звучали с прежнею силой;  однако
постепенно  они  начали  замирать,  и  через  час  тишина  воцарилась  в
кейданском замке,  которую  нарушали  только  мерные  шаги  шотландского
патруля и отголоски команды.
   - Пан Михал, посмотри еще разок, что там творится, - умолял Заглоба.
   - К чему? - отвечал маленький рыцарь. - Человек военный  и  без  того
догадается, что там случилось. Да и видел  я,  как  их  разбили.  Кмициц
празднует тут победу!
   - Чтоб его к конским хвостам привязали и размыкали по полю,  смутьяна
этого, дьявола! Чтоб ему гарем сторожить у татар!

ГЛАВА XVI

   Пан Михал был прав: Кмициц праздновал победу! Венгры и  часть  драгун
Мелешко и Харлампа,  которая  присоединилась  к  ним,  были  разбиты,  и
трупами их был усеян весь  кейданский  двор.  Лишь  нескольким  десяткам
удалось ускользнуть; они рассеялись по окрестностям замка и города,  где
их преследовала конница. Многие были пойманы, другие бежали,  верно,  до
тех пор, пока  не  достигли  стана  Павла  Сапеги,  витебского  воеводы,
которому первыми  принесли  весть  об  измене  великого  гетмана  и  его
переходе  на  сторону  шведов,  об  аресте  полковников,  сопротивлении,
оказанном польскими хоругвями.
   Тем временем Кмициц,  весь  в  крови  и  пыли,  явился  с  венгерским
знаменем в руках к  Радзивиллу,  который  принял  его  с  распростертыми
объятиями. Но пан Анджей не был упоен победой. Напротив, он был мрачен и
зол, точно поступил против совести.
   - Ясновельможный князь, - сказал он, - я не хочу  слушать  похвалы  и
тысячу раз предпочел бы сражаться с врагами родины, нежели с  солдатами,
которые могли бы ей послужить. Так, будто собственную кровь я пролил.
   - А кто же во всем виновен, как не эти мятежники? - возразил князь. -
И я бы предпочел повести их на Вильно, и хотел  это  сделать...  Но  они
предпочли восстать против власти. Не того хотелось, да  так  сталось.  А
карать надо было и надо будет для примера.
   - Ясновельможный князь, что ты думаешь делать с пленниками?
   - Каждому десятому пуля в лоб. Остальных влить  в  другие  полки.  Ты
сегодня поедешь к хоругвям Мирского и Станкевича, отвезешь им мой приказ
быть готовыми к походу. Принимай начальство над этими двумя хоругвями  и
хоругвью Володыёвского. Офицеры будут  у  тебя  в  подчинении  и  должны
исполнять твои приказы. Я в хоругвь Володыёвского хотел  сперва  послать
Харлампа, да он никуда не годится. Раздумал я.
   - А если люди станут  противиться?  Ведь  у  Володыёвского  лауданцы,
которые ненавидят меня лютой ненавистью.
   - Ты объявишь им, что Мирский, Станкевич и Володыёвский будут  тотчас
расстреляны.
   - Они могут тогда пойти с оружием  на  Кейданы,  чтобы  отбить  своих
полковников.
   - Возьмешь с собой полк шотландской и полк  немецкой  пехоты.  Сперва
окружишь хоругви, а потом объявишь приказ.
   - Слушаюсь, ясновельможный князь!
   Радзивилл оперся руками на колени и задумался.
   - Я бы с радостью расстрелял Мирского и Станкевича, да они не  только
у себя в хоругвях и в войске, но и во всей  стране  пользуются  почетом.
Опасаюсь шума и открытого мятежа, пример чему перед  нами.  По  счастью,
мятежники, благодаря  тебе,  получили  хороший  урок,  и  впредь  каждая
хоругвь семь раз подумает, прежде чем отважится  выступить  против  нас.
Надо только действовать решительно,  дабы  упорствующие  не  перешли  на
сторону витебского воеводы.
   - Ясновельможный князь, ты говорил только о Мирском  и  Станкевиче  и
забыл о Володыёвском и Оскерко.
   - Оскерко мне тоже придется пощадить, он человек знатный и с большими
родственными связями, ну а Володыёвский - тот родом с Руси,  и  родни  у
него здесь нет. Правда, он храбрый солдат! На него я тоже надеялся.  Тем
хуже для него, что я  в  нем  обманулся.  Нелегкая  принесла  сюда  этих
чужаков, его друзей, он бы, может, и не поступил так;  но  после  всего,
что сталось, ждет его пуля в лоб, так же как и обоих Скшетуских и  этого
третьего быка, который первым заревел: "Изменник! Изменник!"
   Пан Анджей вскочил как ужаленный.
   -  Ясновельможный  князь!  Солдаты  говорят,  что  Володыёвский   под
Цибиховом спас тебе жизнь.
   - Он исполнил свой долг, и за это я хотел отдать  ему  в  пожизненное
владение Дыдкемы. Теперь  он  изменил  мне,  и  за  это  я  прикажу  его
расстрелять.
   Глаза Кмицица сверкнули гневом, ноздри раздулись.
   - Ясновельможный князь, этому не бывать!
   - Как так не бывать! - нахмурился Радзивилл.
   - Ясновельможный князь, - с жаром  продолжал  Кмициц,  -  молю  тебя,
пощади Володыёвского, волос не должен упасть с его головы. Прости  меня,
князь, но я молю тебя! Володыёвский мог не отдать мне грамоту  на  набор
войска, ведь ты ему ее прислал, ему предоставил решить дело. А он  отдал
мне ее! Спас меня из пучины... Я потому и  стал  тебе  подсуден.  Он  не
задумался спасти меня, хотя тоже добивался  руки  панны  Биллевич!  Я  в
долгу перед ним и дал  себе  клятву  отблагодарить  его!  Ясновельможный
князь, ты сделаешь это для  меня.  Ни  его,  ни  его  друзей  не  должна
настигнуть кара. Волос не должен упасть у них с головы и, клянусь богом,
не упадет, покуда я жив! Молю тебя, ясновельможный князь!
   Пан Анджей просил и  руки  молитвенно  складывал,  но  в  голосе  его
невольно звучали гнев, угроза и  возмущение.  Неукротимая  натура  брала
верх. Он стоял над Радзивиллом, похожий на рассерженную хищную птицу,  и