руки этих мятежников, и я был бы на воле, и вины бы твоей в том не было,
ибо nec Hercules  contra  plures  . Не знаю я, где эти хоругви, но ты-то должен  знать...  ну  что
тебе стоит своротить немножко в ту сторону.
   - Как так?
   - Ну вот так нарочно взять да вбок и своротить? И вины  бы  твоей  не
было, если бы нас отбили. И я не лежал бы у тебя на  совести,  а  поверь
мне, страшное это бремя иметь на совести родича.
   - Э! Что это ты, дядя, толкуешь! Право слово, слезу  с  телеги  и  на
коня сяду. Не у меня ты будешь на совести, а у пана  гетмана.  Покуда  я
жив, не бывать этому!
   - На нет и суда нет! - ответил Заглоба.  -  Это  лучше,  что  ты  все
начисто говоришь, но я-то раньше стал твоим дядей, чем  Радзивилл  твоим
гетманом. А знаешь ли ты, Рох, что такое дядя?
   - Дядя - это дядя.
   - Это ты умно рассудил, но ведь если нет отца, так  по  Писанию  дядю
надо слушать. Это вроде бы та же родительская  власть,  против  которой,
Рох, грешно восставать. Ты и то еще заметь, что ежели кто  женился,  так
отцом легко может стать, а вот в жилах дяди по матери течет та же кровь,
что и у нее. Я, правда, не брат твоей матери, но моя бабка  была  теткой
твоей бабки, так что знай,  в  моей  крови  все  добродетели  нескольких
поколений; все мы, ясное  дело,  в  этом  мире  смертны,  вот  власть  и
переходит от одних к  другим,  и  ни  гетман,  ни  король  не  могут  ею
пренебречь или потребовать, чтобы кто-то противился ей. Истинная правда!
Да  разве  имеет  право  великий  гетман  или,  скажем,  польный  гетман
приказать не то что шляхтичу и хорунжему, но даже какому-нибудь ледащему
обознику, чтобы он посягнул на отца с матерью, на  деда  или  на  старую
слепую бабку? Отвечай мне, Рох! Разве имеют они право?
   - А? - сонным голосом спросил Рох.
   - На старую слепую бабку! - повторил Заглоба. -  Кому  бы  захотелось
тогда жениться да детей родить или внуков дожидаться? Отвечай мне, Рох!
   - Я Ковальский, а вот пани Ковальская! - совсем  уже  сонным  голосом
отвечал офицер.
   - Ну коли ты так хочешь, быть по-твоему! - ответил Заглоба. -  Оно  и
лучше, что у тебя не будет детей, меньше дураков будет на  свете.  Верно
ведь, Рох? - Заглоба напряг слух, ответа не было. - Рох! Рох! - тихонько
позвал он.
   Рох спал как убитый.
   - Спишь?.. - проворчал Заглоба. - Погоди-ка, дай я  сниму  у  тебя  с
головы этот железный горшок, а то тебе в нем неудобно. Епанча  тебе  шею
давит, еще кровь бросится в голову. Какой же из меня был бы родич, когда
бы я тебя не спасал.
   Тут Заглоба стал тихонько ощупывать  голову  и  шею  Ковальского.  На
телеге все спали  мертвым  сном;  солдаты  тоже  покачивали  головами  в
седлах; ехавшие впереди тихонько  напевали,  пристально  всматриваясь  в
темноту; дождя не было, тьма, однако, царила кромешная.
   Через некоторое время солдат,  ведший  за  телегой  на  поводу  коня,
увидел в темноте епанчу и блестящий шлем своего офицера. Не останавливая
телеги, Ковальский соскочил с нее  и  махнул  рукой,  чтобы  ему  подали
скакуна.
   Через минуту он уже сидел верхом на коне.
   -  Пан  начальник,  где  мы  остановимся  коней  попасти?  -  спросил
вахмистр, подъехав к нему.
   Не ответив ни  слова,  пан  Рох  двинулся  вперед;  миновав  медленно
ехавших впереди драгун, он исчез в темноте.
   До слуха драгун долетел внезапно цокот копыт мчавшегося во весь  опор
коня.
   - Вскачь несется начальник! - говорили  они  между  собою.  -  Верно,
хочет поглядеть, нет ли поблизости какой корчмы. Пора коней пасти, пора!
   Но прошло полчаса, час, два, а Ковальский все,  видно,  ехал  вперед,
потому что его не было видно. Лошади очень устали, особенно упряжные,  и
еле тащились. На небе закатывались звезды.
   - Скачите кто-нибудь за начальником,  -  приказал  вахмистр,  -  надо
сказать, что лошади нога за ногу плетутся, а упряжные и вовсе стали.
   Один из солдат поскакал вперед, однако через час вернулся один.
   - Начальника и след простыл, - сказал он. - Наверно, уж на целую милю
умчался вперед.
   Солдаты стали роптать.
   - Ему хорошо, он себе днем отоспался, да и на телеге дрыхнул, - а ты,
несчастный, трясись в потемках из последних сил.
   - Тут корчма в полуверсте, - сказал солдат,  который  ездил  догонять
Роха, - я думал, там его найду,  какое  там!  Послушал,  не  долетит  ли
топот... Ничего не слыхать. Черт его знает, куда он ускакал.
   - Остановимся в корчме и без него, - сказал вахмистр.  -  Надо  коням
передохнуть.
   Перед корчмой они остановили телегу.  Солдаты  соскочили  с  лошадей,
одни пошли стучаться в дверь, другие стали  отвязывать  притороченные  к
седлам вязки сена, чтобы хоть с рук покормить лошадей.
   Когда телега остановилась, узники проснулись.
   - Где это мы едем? - спросил старик Станкевич.
   - Темно, не разгляжу, - ответил Володыёвский, - но только едем мы  не
на Упиту.
   - А в Биржи из Кейдан надо ехать на Упиту? - спросил Ян Скшетуский.
   - Да. Но в Упите стоит моя хоругвь, а князь, видно, опасался, как  бы
она не восстала, и приказал поэтому везти нас  другим  путем.  Сразу  за
Кейданами мы свернули на Дальнов и Кроков, а оттуда поедем, наверно,  на
Бейсаголу и Шавли.  Небольшой  крюк,  зато  Упита  и  Поневеж  останутся
правее. По дороге нет никаких хоругвей, князь  все  стянул  к  Кейданам,
чтобы иметь под рукой.
   - Собирался пан Заглоба какую-нибудь  штуку  придумать,  а  сам  спит
сладким сном, похрапывает, - сказал Станислав Скшетуский.
   - Пускай себе спит. Устал он, видно, пока  разговоры  разговаривал  с
этим дураком начальником, к которому навязался  в  родичи.  Видно  хотел
переманить его на свою  сторону,  только  пустое  это  занятие.  Кто  не
отступился от Радзивилла  ради  отчизны,  тот  ради  какого-то  дальнего
родича наверняка от него не отступится.
   - А они и впрямь родичи? - спросил Оскерко.
   - Они? Такие же, как мы, пан, с тобою, - ответил Володыёвский. - Даже
то, что пан Заглоба толковал ему про одинаковый герб, и то  неправда,  я
знаю, что прозвание Заглобы Вчеле.
   - А где же пан Ковальский?