у тебя смелая душа, готовая к великим начинаньям. Не таю, я  нуждался  в
таких людях. Не было рядом  со  мною  никого,  кто  отважился  бы  смело
взглянуть на солнце. Были малодушные и робкие.  Таким  нечего  указывать
дорогу, кроме той, по которой они и их отцы привыкли ходить, не  то  они
закаркают, что ты уводишь их  на  окольные  пути.  А  куда,  как  не  до
пропасти дошли мы по старым дорогам? Что  сталось  с  Речью  Посполитой,
которая некогда могла грозить всему миру? - Князь сжал голову  руками  и
трижды повторил: - Боже! Боже! Боже!
   Через минуту он продолжал:
   - Пришла година гнева божия, година таких бедствий и  такого  упадка,
что от обычных средств нам не восстать уже с одра  болезни,  а  когда  я
хочу  прибегнуть  к  новым,  кои  единственно  могут  принести   salutem
, меня покидают даже те, на кого я  надеялся,  которые
должны верить мне, которые поклялись в верности мне на распятии.  Кровью
и  ранами  Христа!  Ужели  мнишь  ты,  что  я   навечно   предался   под
покровительство Карла Густава, что  и  впрямь  помышляю  соединить  нашу
страну  со  Швецией,  что  этот  договор,  за  который  меня  прокричали
изменником, будет длиться более года? Что ты глядишь на меня изумленными
очами? Ты еще более  изумишься,  когда  выслушаешь  все.  Ты  еще  более
поразишься, ибо случится нечто такое, о чем никто и не  помышляет,  чего
никто не может допустить, чего разум обыкновенного человека объять не  в
силах. Но не трепещи, говорю тебе, ибо в этом спасение нашей страны,  не
оставляй меня, ибо если я никого не найду в помощь себе, то, быть может,
погибну, но со мною погибнет вся Речь Посполитая и вы все - навеки! Один
я могу ее спасти; но для этого  я  должен  сокрушить  и  растоптать  все
препоны. Горе тому, кто воспротивится мне, ибо  сам  бог  моею  десницей
сотрет его с лица земли, будет ли то воевода витебский,  пан  подскарбий
Госевский, войско или шляхта, противящаяся мне. Я хочу спасти отчизну, и
все пути, все средства для этого хороши. Рим в годину бедствий  назначал
диктаторов, такая, - нет! еще  большая  власть  нужна  мне!  Не  гордыня
влечет меня к ней, - кто чувствует в себе силы, пусть возьмет ее  вместо
меня! Но коль скоро никого нет, я возьму ее, разве только если эти стены
ранее не обрушатся на мою голову!..
   При этих словах князь  поднял  вверх  руки,  словно  и  впрямь  хотел
подпереть рушащийся свод, и было в нем нечто столь  величественное,  что
Кмициц широко раскрыл глаза и смотрел на него так, точно никогда  раньше
его не видал.
   - Ясновельможный  князь,  к  чему  ты  стремишься?  -  проговорил  он
наконец. - Чего ты хочешь?
   - Я хочу... короны! - крикнул Радзивилл.
   - Господи Иисусе!..
   На  минуту  воцарилось  немое  молчание,  лишь  на   замковой   башне
пронзительно захохотал филин.
   - Послушай, - сказал князь, - пора открыть тебе все. Речь  Посполитая
гибнет, и гибель ее неминуема. Нет для нее на  земле  спасения.  Надобно
спасти от разгрома наш край, самую близкую нам отчизну, дабы  потом  все
возродить, как возрождается феникс из пепла!.. Я свершу  сие  и  корону,
которой я жажду, возложу на главу, как бремя,  дабы  из  великой  могилы
восстала новая жизнь. Не трепещи! Земля не разверзается,  все  стоит  на
месте, только близятся новые времена. Я отдал этот край шведам, дабы  их
оружием усмирить другого врага, изгнать его  из  наших  пределов,  вновь
обрести утраченные земли и мечом в собственной его  столице  вынудить  у
него договор. Ты слышишь меня? В скалистой, голодной Швеции мало  людей,
мало сил, мало сабель, дабы захватить необъятную Речь Посполитую.  Шведы
могут раз, другой разбить наше войско; но удержать нас в повиновении они
не сумеют. Когда бы к каждому десятку наших людей приставить стражем  по
одному шведу, и то для многих десятков недостало бы стражей. Карл Густав
хорошо это знает и не хочет, не может захватить всю Речь Посполитую.  Он
займет,  самое  большее,   Королевскую   Пруссию   , часть Великой Польши - и  этим  удовлетворится.  Но
дабы безопасно владеть завоеванными землями, он должен расторгнуть  союз
между нами и Короной, в противном случае ему не укрепиться в захваченных
провинциях. Что же станется тогда с нашим краем? Кому его отдадут?  Коль
скоро я оттолкну корону, которую бог и фортуна возлагают на  мою  главу,
его отдадут тому, кто в эту минуту им завладел. Но Карл Густав не  хочет
это делать, дабы не усилить мощь  соседа  и  не  создать  себе  грозного
врага. Так будет только тогда, когда я отвергну корону... Ужели  имею  я
право ее отвергать? Ужели могу я  допустить,  чтобы  случилось  то,  что
грозит нам окончательной гибелью? В десятый, в сотый раз вопрошаю я: где
иное средство спасения? Пусть же творится  воля  господня!  Я  беру  это
бремя на свои плечи. Шведы за  меня,  курфюрст,  наш  родич,  сулит  мне
помощь. Я избавлю свой край от войны! С побед и расширения его  пределов
начнется господство моего дома. Расцветут мир и благоденствие, огонь  не
будет пожирать города и веси. Так будет, так должно быть. И  да  поможет
мне бог и крест святой, ибо слышу я в себе силу и мощь,  дарованные  мне
небом, ибо желаю блага стране, ибо не кончаются на том мои замыслы!..  И
клянусь сими небесными светилами, сими трепетными  звездами,  что,  если
только хватит здоровья и сил, я вновь отстрою все здание  и  сделаю  его
более могущественным, нежели оно было доныне.
   Огнем горели зеницы князя, и весь он окружен был невиданным сиянием.
   - Ясновельможный князь! - воскликнул Кмициц. - Немыслимо  обнять  сие
умом, голова кружится, глаза не смеют взглянуть вперед!
   - А потом, - точно следуя за течением своих мыслей, продолжал  князь,
- а потом... Яна Казимира шведы не лишат  ни  державы,  ни  власти,  они
оставят ему Мазовию и Малую Польшу. Бог не  дал  ему  потомства.  Придет
время выборов... Кого же изберут на трон, коль скоро пожелают  сохранить
союз с Литвою? В какое время Корона  достигла  могущества  и  растоптала
мощь крестоносцев? В то время, когда на трон ее воссел Владислав Ягелло.
Так будет и теперь!.. Никого другого поляки не могут призвать  на  трон,
кроме как того, кто здесь будет владыкой. Не могут и не  сделают  этого,
ибо сдавят им грудь немцы и турки и нечем им станет дышать, да  и  червь
казачества точит им грудь! Не могут! Слеп тот, кто этого не видит,  глуп
тот, кто этого не разумеет! А тогда обе страны вновь соединятся  в  одну
державу в доме моем! Вот тогда мы посмотрим,  удержат  ли  скандинавские
королишки нынешние свои прусские и великопольские  завоевания.  Тогда  я
скажу им:  "Quos  ego!"   - и  этой  стопой  придавлю  им
тощие ребра  и  создам  такую  могущественную  державу,  какой  свет  не
видывал, о какой не писала история, и,  быть  может,  в  Константинополь
понесем мы крест, огонь и меч и будем грозить врагам, мир храня в  своей
державе! Боже всемогущий, ты, что обращаешь в небе светила, дай  же  мне
спасти эту страну во славу твою и всего христианства, дай же мне  людей,