Глинский; но к нам присылал бить челом не  один  князь  Михаил  Глинский,  а
многие князья  русские  и  многие  люди,  которые  держат  греческий  закон;
сказывают, что теперь нужда  на  них  пришла  большая  за  греческий  закон,
принуждают их приступать к римскому  закону,  и  они  били  челом,  чтоб  мы
пожаловали их, за них стали и обороняли их. Нам кажется, что и тебе,  сестре
нашей, теперь неволя большая, потому что, как зять наш  Александр  умер,  мы
посылали навестить тебя и приказывали, чтоб ты  нас  о  своем  здоровьи  без
вести не держала, но с тех пор послы от Сигизмунда-короля у нас не один  раз
были, а от тебя к нам вести никакой нет. И если на Русь такая  беда  пришла,
то мы за нее стали и обороняли  ее  и  вперед,  даст  бог,  будем  стоять  и
оборонять. А ты бы, сестра, и теперь помнила бога и свою душу, отца нашего и
матери наказ, от бога душою не отпала бы, от отца и матери в неблагословеньи
не была бы и нашему православному закону укоризны  не  принесла.  А  что  ты
писала к нам, чтоб мы с Сигизмундом-королем были в  любви  и  братстве,  то,
если Сигизмунд-король захочет с нами мира и доброго согласия, мы с ним  мира
хотим, как нам будет пригоже" (июнь 1507 г.).
     Сигизмунд обещал прислать новых больших послов в Москву,  но  почему-то
не прислал. Мы  видели,  что  в  письме  к  сестре  Василий  говорил  уже  о
возвращении своих воевод, ходивших на Литву; по литовским известиям, воеводы
его возвратились назад, заслышавши о приближении короля, который взял  замок
Гзыков, опустошил несколько местечек и волостей московских, но принужден был
также возвратиться в Вильну от недостатка продовольствия  для  войска  и  от
сильных жаров. Справедливо или  нет  это  известие,  очевидно,  что  военные
действия  1507  года  этим  кончились.  Весною  следующего,  1508  года  они
возобновились с  новою  силою;  Глинский  волновал  Русь,  пустошил  волости
Слуцкие и Копыльские, овладел Туровом и Мозырем.  Великий  князь,  уведомляя
его, что посылает к нему на  помощь  полки  под  главным  начальством  князя
Василия Ивановича Шемячича писал, чтоб он с этою помощию добывал ближайшие к
себе города, а далеко с нею в королевскую землю не ходил, дело делал  бы  не
спеша, пока подойдет другое, более многочисленное войско из Москвы. Глинский
хотел, чтоб Шемячич помог ему овладеть Слуцком,  который,  как  писал  он  к
Василию, находился близко от его  городов;  пишут,  что  Глинскому  хотелось
овладеть Слуцком для того, чтоб жениться на  его  княгине  Анастасии  и  тем
получить право на Киев, которым прежде владели  предки  князей  Слуцких.  Но
князю Шемячичу хотелось быть поближе к северу, откуда  должны  были  подойти
полки московские, и потому решено было идти под  Минск,  пустивши  загоны  в
глубь Литвы, для того чтоб смутить землю и помешать сбору войска. Эти загоны
были в осьми милях от Вильны, в четырех от Новгородка,  заходили  под  самый
Слоним. Две недели стоял Глинский с Шемячичем у Минска,  дожидаясь  вести  о
московских воеводах, но вести  не  было;  это  обстоятельство  заставило  их
отступить от Минска и двинуться к Борисову. Отсюда Глинский писал к великому
князю, чтоб смиловался не для  его  одного  челобитья,  но  для  собственной
пользы и для пользы всего притесненного христианства,  которое  всю  надежду
полагает на бога да на него; велел бы своим воеводам спешить к Минску, иначе
братья и приятели его, Глинского, и  все  христианство  придут  в  отчаяние,
города и волости, занятые с помощью великокняжескою, подвергнутся  опасности
и самое благоприятное время будет упущено, ибо ратное дело  делается  летом.
Но великий  князь,  извещая  о  движении  воевод  своих  -  князей  Щени  из
Новгорода, Якова Захарьевича из Москвы и Григория Федоровича из Великих Лук,
приказывал Шемячичу и Глинскому, чтоб они шли для соединения с ними в  Орше.
Шемячич и Глинский двинулись к Орше, овладели  на  дороге  Друцком;  в  одно
время с ними пришел к Орше и князь  Щеня  с  силою  новгородскою,  и  начали
вместе осаждать эту крепость, но осада была неудачна; третий  воевода,  Яков
Захарьич, стоял под Дубровною. В это время пришла весть, что идет  король  к
Орше (после 11 июня 1508 года). Тогда воеводы  отошли  от  нее  и  стали  на
другом берегу Днепра; потом отступили далее, в Дубровну, и стояли здесь семь
дней; но король за Днепр ни сам не пошел, ни людей не послал;  по  литовским
же известиям, король переправился через Днепр после  того,  как  его  отряды
отбили русских от  берега;  ночь  развела  сражающихся;  Глинский  упрашивал
московских воевод,  чтоб  дали  на  другой  день  битву  королю,  но  те  не
согласились и  в  полночь  отступили;  король  побоялся  их  преследовать  и
возвратился в Смоленск.
     Из Дубровны московские воеводы пошли на юго-восток, к  Мстиславлю,  где
выжгли посады, потом к Кричеву и, таким образом,  расходились  с  королем  в
противные стороны. Сигизмунд, остановившись в Смоленске, решился  принять  с
своей стороны наступательное движение. Войсками  должен  был  начальствовать
гетман литовский, князь Константин Острожский, которому  удалось  перед  тем
убежать из Москвы. Но смута встала в  Литве  вследствие  ссоры  между  двумя
вельможами; поход Острожского с главным войском не мог состояться; литовские
отряды успели только сжечь Белую,  овладеть  Торопцом  и  занять  Дорогобуж,
который сожгли  сами  русские,  не  надеясь  защитить  его.  Но  эти  успехи
прекратились,  когда  великий  князь  велел  подвинуться  войскам  своим   к
угрожаемым границам: смоленский воевода, Станислав Кишка,  засевший  было  в
Дорогобуже,  бежал  оттуда,  заслышав  о  приближении  московского   войска;
литовские работники, пришедшие укреплять Дорогобуж для короля, были  побиты;
неприятель очистил также и Торопец, заслышав приближение Щени.
     Сигизмунд видел невозможность успешной  борьбы  с  Москвою:  московские
воеводы, уклоняясь от решительной битвы, вышли  из  литовских  владений,  но
должны  были  снова  явиться  в  них  при  первом  удобном  случае;  король,
следовательно, должен был постоянно держать наготове многочисленную рать,  а
это было ему трудно, невозможно при внутреннем безнарядьи.  Мы  видели,  что
поход Острожского был остановлен смутою между двумя вельможами, и  в  то  же
время волнение, поднятое Глинским, не стихало,  города,  им  принадлежавшие,
находились по-прежнему в их руках. По  выходе  московских  воевод  из  Литвы
князь Михаил отправился в Москву, где вступил в  службу  к  великому  князю,
который одарил его платьем, конями, доспехами, дал ему два города на  приезд
- Малый Ярославец и Медынь - да села под Москвою, отпустил  с  ним  в  Литву
полки свои для оберегания его вотчинных городов. Сигизмунду,  следовательно,
нужно  было  кончить  войну  осенью,  чтоб  не  дать  Глинскому  возможности
действовать зимою для подкрепления своей стороны; и вот король  отправил  из
Смоленска гонца в Москву за опасною грамотою для  послов,  которые  приехали
сюда 19 сентября и заключили  вечный  мир;  чтобы  избавиться  от  Глинских,
возвратить их владения к Литве, Сигизмунд  должен  был  решиться  на  важное
пожертвование: уступить Москве  в  вечное  владение  приобретения  Иоанновы;
тяжелые для Литвы условия перемирия  Александрова  с  Иоанном  стали  теперь
условиями  вечного  мира  между  Сигизмундом  и  Василием,  который  получил
желаемое, заключил мир, как ему было пригоже, доказал, что он чужим временно
ничем не владеет. Оба государя обязались быть заодно на всех недругов  и  на
татар, исключая Менгли-Гирея, царя перекопского.  Глинским  и  их  приятелям
выговорен был свободный выезд из Литвы в Москву. Предчувствие князя  Михаила