сбираться на государя, имения побитых бездетных князей государь раздаст кому
хочет, и все люди в его воле - кого чем пожалует. Если  же  казанцы  так  не
сделают, то пусть государь велит нас всех здесь  побить;  если  же  Алей  не
захочет ехать из Казани, то государю стоит только взять у него стрельцов,  и
он сам побежит.
     В феврале отправился опять Алексей Адашев в Казань, чтоб свести Алея, и
с ним татарин от послов с грамотою к казанцам, в  которой  описывалось,  как
они условились в Москве  с  государем.  Адашев  объявил  Алею,  чтоб  пустил
московских людей в город, а сам пусть просит  у  государя  чего  хочет,  все
получит. Алей отвечал по-прежнему, что бусурманского  юрта  не  нарушит,  но
съедет в Свияжск, потому что в Казани ему жить нельзя, казанцы уже послали к
ногаям просить другого царя. Заколотив несколько пушек и отправив в  Свияжск
пищали и порох, 6 марта Шиг-Алей выехал из Казани на озеро ловить рыбу, взял
с собою многих князей, мурз, горожан и всех  пятьсот  стрельцов  московских;
выехавши за город, он стал говорить казанцам: "Хотели вы меня убить  и  били
челом на меня царю и великому князю, чтоб меня свел, что  я  над  вами  лихо
делаю, и дал бы вам наместника; царь и великий князь  велел  мне  из  Казани
выехать, и я к нему еду, а вас с собою к нему же веду, там управимся".  Этих
князей  и  мурз,  приведенных  Алеем  в  Свияжск,  было  восемьдесят  четыре
человека. В тот же день боярин князь Семен  Иванович  Микулинский  послал  в
Казань  двух  козаков  с  грамотами,  что  по  челобитью  казанских   князей
государь-царь Шиг-Алея свел и дал им в наместники его,  князя  Семена,  чтоб
они ехали в Свияжск присягать, и, когда присягнут, тогда он  к  ним  поедет.
Казанцы отвечали, что государеву жалованью рады,  хотят  во  всем  исполнить
волю государеву, только бы боярин прислал к ним князей Чапкуна и Бурнаша, на
чьи руки им даться. Чапкун и Бурнащ отправились  на  другой  день  в  Казань
вместе с  Черемисиновым,  и  тот  дал  знать  Микулянскому,  что  вся  земля
Казанская охотно присягает государю и лучшие люди  едут  в  Свияжск.  Лучшие
люди действительно приехали на другой день вместе с Чапкуном  и  Бурнашом  и
присягнули, взявши с Микулинского и товарищей  его  также  клятву,  что  они
будут жаловать добрых казанских людей. После этого  Микулинский  отправил  в
Казань Черемисинова  с  толмачом  приводить  к  присяге  остальных  людей  и
смотреть, нет ли какого лиха; для того же отправил Чапкуна, еще одного князя
казанского и восемь человек детей боярских; они должны  были  занять  дворы,
которые князья обещались очистить, и смотреть, чтоб  все  было  тихо,  когда
русские  полки  будут  вступать  в  город.  Ночью  Черемисинов   дал   знать
Микулинскому, что все спокойно; царский двор опоражнивают, и сельские  люди,
давши присягу, разъезжаются по селам. Черемисинов писал, чтоб наместник  уже
отправлял в Казань свой легкий обоз с съестным и прислал  козаков  с  сотню,
потому что они на цареве дворе пригодятся на всякое дело, и по этой присылке
наместник отпустил обоз с семьюдесятью козаками, у которых было 72 пищали.
     Скоро двинулись  к  Казани  и  бояре:  князь  Семен  Микулинский,  Иван
Васильевич Шереметев, князь  Петр  Серебряный;  сторожевой  полк  вел  князь
Ромодановский; у него были все те казанцы, которых вывел царь  Шиг-Алей.  По
дороге встречали их разные князья, били челом боярам, чтоб ехали в город,  а
они все холопы государевы, все в его воле; в Казань и  из  Казани  ездили  к
воеводам дети боярские и сказывали, что все люди государеву жалованью рады и
что Иван Черемисинов продолжает приводить к  присяге.  Все  шло  как  нельзя
лучше до тех пор, пока не отпросились у воевод в Казань двое князей. Ислам и
Кебяк, и мурза  Аликей,  брат  известного  Чуры.  Приехавши  в  Казань,  они
затворили город и объявили жителям, что русские непременно истребят их всех,
что об этом говорят городские татары, да и сам Шиг-Алей говорит то же. Когда
бояре подъехали к Казани, то встретил их на Булаке Иван Черемисинов с князем
Кулалеем и объявил: "До сих пор лиха мы никакого не видали; но  теперь,  как
прибежали от вас князья и стали говорить лихие слова, то люди замешались;  с
нами выехали к вам из города все князья,  один  Чапкун  в  городе  остался".
Бояре подъехали к царевым воротам: ворота растворены, а люди бегут на стены.
Тут приехали к воеводам улан Кудайкул, князь Лиман и другие князья  и  стали
бить челом, чтоб не кручинились: возмутили землю лихие люди; подождите, пока
утихнут. Бояре отправили в город улана Кудайкула  и  князя  Бурнаша  сказать
жителям: "Зачем вы изменили? Вчера и даже сегодня  еще  присягали,  и  вдруг
изменили!  А  мы  клятву  свою  держим,  ничего  дурного  вам  не   делаем".
Действительно, русские ратные люди не обидели ничем посадских людей, которые
спокойно оставались в домах своих со всем имуществом. Посланные возвратились
с ответом: "Люди боятся побою, а нас не слушают". Много было ссылок и речей,
но все понапрасну, и бояре, видя, что доброго дела нет,  велели  перехватать
Кудайкула, Лимана и всех князей и козаков, которых вывел Шиг-Алей, а казанцы
задержали у себя детей боярских, которые наперед были отправлены  с  обозами
воеводскими. Простоявши полтора дня под  Казанью,  воеводы  пошли  назад,  к
Свияжску; посада казанского не велели трогать,  чтоб  не  нарушить  с  своей
стороны ни в чем крестного целования; а казанцы,  послав  к  ногаям  просить
царя, немедленно начали войну, стали приходить на Горную  сторону,  отводить
ее жителей от Москвы; но горные побили их отряд, взяли в плен двух князей  и
привели к воеводам; те велели казнить пленников.
     Иоанн получил весть об этих событиях 24 марта и немедленно отправил  на
помощь   к   воеводам   в   Свияжск   шурина   своего,   Данила   Романовича
Захарьина-Юрьева, а царю Шиг-Алею велел ехать  в  свой  городок  Касимов.  В
апреле царь созвал совет насчет решительного похода на Казань; в совете было
предложено много разных мнений: говорили, чтоб государь  послал  воевод  под
Казань, а сам остался бы в Москве,  потому  что  война  будет  не  с  одними
казанцами, и с ногаями, и с Крымом. Но опыт показал, как нерешительны бывали
воеводские походы под  Казань:  Иоанн  объявил,  что  непременно  сам  хочет
отправиться в поход. Решено было отпустить водою рать, наряд большой, запасы
для царя и для всего войска, а самому государю,  как  приспеет  время,  идти
полем.
     В том же месяце пришли из  Свияжска  дурные  вести:  князь  Микулинский
писал, что горные люди волнуются, многие из них ссылаются с казанцами, да  и
во всех мало правды, непослушание большое; но  что  хуже  всего,  в  русском
войске открылась цинга,  много  уже  померло,  много  лежит  больных,  детей
боярских, стрельцов и козаков. Царь по этим вестям велел князьям  Александру
Борисовичу Горбатому и  Петру  Ивановичу  Шуйскому  немедленно  двинуться  в
Свияжск. Князья скоро достигли этого города, но вести, присланные ими оттуда
к Иоанну, были еще менее утешительны: горные люди изменили все, сложились  с
Казанью и приходили к Свияжску на воеводские стада; воеводы посылали на  них
козаков, но казанцы козаков разбили, убили 70  человек  и  пищали  взяли,  а
болезнь не ослабевает, мрет много людей. От князя Михайлы Глинского из  Камы
ехали козаки в судах на  Свиягу  за  кормом;  и  тех  козаков  казанцы  всех
перебили, пленным пощады не дали, перебили и всех  детей  боярских,  которые
приехали наперед в  Казань  с  воеводскими  обозами  и  были  захвачены  там
жителями; казанцы уже получили  царя  от  ногаев  -  астраханского  царевича