благосостояние частных людей с тех пор, как королевство получило во владение
прусские гавани, и теперь народ наш не многим европейским народам уступит  в
роскоши  относительно  одежды  и  украшений,  в  обилии  золота  и  серебра;
обогатится и казна королевская взиманием податей торговых. Кроме  этого  как
увеличатся могущество, силы королевства чрез  присоединение  такой  обширной
страны! Как легко  будет  тогда  управляться  с  Москвою,  как  легко  будет
сдерживать неприятеля, если у короля будет  столько  крепостей!  Но  главная
причина, заставляющая нас принять Ливонию, состоит в том,  что  если  мы  ее
отвергнем, то эта славная своими гаванями, городами, крепостями, судоходными
реками, плодородием страна перейдет к опасному  соседу.  Или  надобно  вести
войну против Москвы с постоянством, всеми силами, или  заключить  честный  и
выгодный мир; но условия мира не могут назваться ни честными, ни  выгодными,
если мы уступим ей Ливонию. Но если мы должны непременно  выгнать  москвитян
из Ливонии, то с какой стати нам  не  брать  Ливонии  себе,  с  какой  стати
отвергать награду за победу? Вместе с москвитянами  должны  быть  изгнаны  и
шведы, которых могущество также опасно для нас; но прежде надобно  покончить
с Москвою".
     Это изложение причин, почему  Польша  должна  была  овладеть  Ливониею,
показывало, почему и Москва стремилась к тому же; но у Польши были  прусские
гавани на Балтийском море, тогда как у Москвы не было  никаких;  вот  почему
Иоанн даже не хотел поделиться Ливониею  с  Сигизмундом-Августом,  удержавши
только свои завоевания в этой стране, ибо  завоевания  его,  за  исключением
Нарвы, ограничились внутренними областями,  не  имевшими  для  него  важного
значения. Если в Польше хотели прежде  покончить  с  Москвою,  а  потом  уже
обратить свои силы против Швеции, то и в Москве не хотели также иметь дела с
двумя врагами вместе, и в начавшихся переговорах с Швецией царь не  упоминал
о Ревеле. Переговоры эти были  не  очень  дружественны  по  другой  причине:
молодой король  Ерик  никак  не  мог  равнодушно  подчиняться  унизительному
обычаю, по  которому  он  был  обязан  сноситься  не  прямо  с  царем,  а  с
наместниками новгородскими. В 1560 году Ерик прислал послов  с  требованием,
чтоб перемирные грамоты,  написанные  при  отце  его  и  скрепленные  только
печатями новгородских наместников, были  скреплены  печатью  царскою,  чтобы
вперед ссылаться ему прямо с царем и  чтоб  в  прежних  грамотах  уничтожить
условие, по которому шведский король обязывался не помогать королю польскому
и магистру ливонскому против  Москвы.  Чтоб  испугать  Иоанна,  сделать  его
сговорчивее, шведские послы  объявили,  что  император,  короли  польский  и
датский уговаривают Ерика к союзу против царя, за Ливонию. Но  им  отвечали:
"Того  себе  в  мыслях  не  держите,  что  государю  нашему  прародительские
старинные обычаи порушить,  грамоты  перемирные  переиначить;  Густав-король
таким же  гордостным  обычаем,  как  и  государь  ваш  теперь,  с  молодости
помыслил, захотел было того же, чтоб ему ссылаться с государем нашим,  и  за
эту гордость свою сколько невинной крови людей своих пролил и сколько  земле
своей запустенья причинил? Да, то был человек разумный: грехом  проступил  и
за свою проступку великими своими и разумными людьми мог и челом  добить;  а
вашего разума рассудить не можем: с чего это в такую высость начали?  Знаете
и сами: за неправду ливонских людей быстро лихое  дело  началось.  а  теперь
укротить его кто может? А в Казанской и Астраханской земле? И не такие места
великие государства гордостью было поднялись и  в  старинах  своих  быть  не
захотели, тем государя нашего гнев на себя подвигли; и за их неправды что  с
ними случилось, сами знаете. А вашего  государя,  Ерика  короля,  видим:  не
прибыло у него ниоткуда ничего, на старой своей земле. Нам кажется, что  или
король у вас очень молод, или старые люди все извелись  и  советуется  он  с
молодыми - по такому совету такие и слова". Когда послы сказали, что царю не
может быть тяжело самому ссылаться с королем, то  бояре  отвечали:  "Тяжелее
всего на свете прародительскую старину порушить". Старина не была  нарушена:
для  подтверждения  перемирия  отправлены  были  в  Швецию  послы  от  имени
новгородских наместников: по наговору толмача шведского посольства,  который
жаловался королю, что им в Новгороде и  Москве  было  большое  бесчестье,  и
московских послов приняли очень дурно в шведских владениях, причем Ерик  был
рад сорвать свое сердце; послы писали в Москву: "От короля нам было  великое
бесчестье и убыток: в Выборге нас речами бесчестили и бранили, корму не дали
и своих запасов из судов взять не дали ж, весь день сидели мы  взаперти,  не
евши". По приезде в Швецию отвели им комнаты без печей  и  лавок,  к  королю
заставили идти пешком; позвавши на обед, король велел поставить  перед  ними
мясные кушанья в Петров пост, зная, что они у приставов брали пищу  постную;
против поклона от наместников новгородских король  с  места  не  двинулся  и
шляпы не приподнял; три раза послов звали к королю и  три  раза  ворочали  с
дороги.
     Но эти неприятности не имели последствий, ибо все  внимание  царя  было
обращено теперь на Литву. И здесь  Иоанн  хотел  было  сначала  решить  дело
мирным образом, посредством женитьбы своей на одной из  сестер  королевских;
кроме  возможности  действовать  чрез  это  родство  на  мирное   соглашение
относительно  Ливонии  у  Иоанна  могла  быть  тут  другая  цель:  бездетным
Сигизмундом-Августом прекращался дом Ягеллонов в Литве, и сестра  последнего
из Ягеллонов переносила в Москву права свои на это государство; о Польше же,
как увидим, Иоанн мало думал. Он спросил митрополита, можно ли ему  жениться
на королевской сестре при известной степени свойства между  ними  вследствие
брака тетки его Елены с невестиным дядею  Александром?  Митрополит  отвечал,
что можно, и в Москве уже решили, как встречать королевну, где  ей  жить  до
перехода в православие;  определили,  что  боярам  на  сговоре  с  панами  о
крещении не поминать, а начнут сами паны говорить, чтоб королевне оставаться
в римском законе, то отговаривать, приводя прежние примеры  -  пример  Софьи
Витовтовны и сестры Олгердовой, которые были крещены в греческий закон; если
же паны не согласятся, то и дела не делать; Федору Сукину,  отправленному  в
Литву с предложением,  дан  был  такой  наказ:  "Едучи  дорогою  до  Вильны,
разузнавать накрепко про сестер королевских, сколько им лет, каковы  ростом,
как тельны, какова которая обычаем и которая лучше?  Которая  из  них  будет
лучше, о той ему именно и говорить королю. Если большая королевна будет  так
же хороша, как и меньшая, но будет ей больше 25 лет, то о ней не говорить, а
говорить о меньшой; разведывать накрепко, чтоб была не  больна  и  не  очень
суха; будет которая больна, или очень суха, или с каким-нибудь другим дурным
обычаем, то об ней не говорить - говорить о той, которая будет здорова, и не
суха, и без порока. Хотя бы старшей было и больше 25 лет, но если она  будет
лучше меньшой, то говорить о ней.  Если  нельзя  будет  доведаться,  которая
лучше, то говорить о королевнах безымянно; и если согласятся  выдать  их  за
царя и великого князя, то Сукину непременно их видеть, лица  их  написать  и
привести к государю. Если же не захотят показать ему королевен,  то  просить
парсон (портретов) их написанных". Сукин допытался, что  младшая  королевна,
Екатерина, лучше, и потому сделал королю предложение выдать ее за царя. Паны
от имени Сигизмундова отвечали, что отец королев, умирая, приказал семейство