один человек не убежал; бояре и дети боярские из того  же  передового  полка
бросились на подгородные монастыри, запечатали монастырские казны;  игуменов
и монахов, числом более 500, взяли в  Новгород  и  поставили  на  правеж  до
государева приезда; другие  дети  боярские  собрали  ото  всех  новгородских
церквей священников и дьяконов и  отдали  их  на  соблюдение  приставам,  по
десяти человек каждому приставу; их держали в железных оковах и каждый  день
с утра до вечера били на правеже,  правили  по  20  рублей;  подцерковные  и
домовные палаты у всех приходских церквей и  кладовые  именитых  людей  были
перепечатаны; гостей,  приказных  и  торговых  людей  перехватали  и  отдали
приставам, дома, имущества их  были  опечатаны,  жен  и  детей  держали  под
стражею. в числа приехал сам царь с сыном Иваном, со всем двором  и  с  1500
стрельцами, стал на торговой стороне, на  Городище.  На  другой  день  вышло
первое повеление: игуменов и монахов, которые стояли  на  правеже,  бить  на
лками до смерти н трупы развозить по монастырям для  погребения.  На  третий
день, в воскресенье, Иоанн отправился в кремль к  св.  Софии  к  обедне;  на
Волховском мосту встретил его, по обычаю,  владыка  Пимен  и  хотел  осенить
крестом; но царь ко кресту не пошел и сказал архиепископу: "Ты, злочестивый,
держишь в руке не крест животворящий, а оружие и этим оружием хочешь уязвить
наше сердце: с своими единомышленниками, здешними  горожанами,  хочешь  нашу
отчину,  этот  великий  богоспасаемый  Новгород,   предать   иноплеменникам,
литовскому королю Сигизмунду-Августу; с этих пор ты не пастырь и не учитель,
но волк,  хищник,  губитель,  изменник,  нашей  царской  багрянице  и  венцу
досадитель". Проговоривши это, царь велел Пимену идти с крестами в Софийский
собор и служить обедню, у которой был сам  со  всеми  своими,  после  обедни
пошел к архиепископу в Столовую палату обедать, сел за стол,  начал  есть  и
вдруг дал знак своим князьям и боярам, по обычаю, страшным криком; по  этому
знаку начали грабить казну архиепископа и весь его двор,  бояр  и  слуг  его
перехватали, самого владыку, ограбив, отдали под стражу, давали ему на  корм
ежедневно по две деньги. Дворецкий Лев Солтыков и духовник протопоп Евстафий
с боярами пошли в Софийский собор, забрали там ризницу и все церковные вещи,
то же было сделано по всем церквам и монастырям. Между  тем  Иоанн  с  сыном
отправился из архиепископского дома к себе на Городище, где начался  суд:  к
нему приводили новгородцев, содержавшихся под стражею,  и  пытали,  жгли  их
какою-то  "составною  мудростию  огненною",   которую   летописец   называет
поджаром; обвиненных привязывали к саням,  волокли  к  Волховскому  мосту  и
оттуда бросали в реку; жен и детей их бросали  туда  же  с  высокого  места,
связавши им руки и ноги, младенцев, привязавши к матерям; чтоб никто не  мог
спастись, дети боярские и стрельцы ездили на маленьких лодках по  Волхову  с
рогатинами,  копьями,  баграми,  топорами  и,  кто  всплывает  наверх,  того
прихватывали баграми, кололи рогатинами и копьями и погружали в глубину; так
делалось каждый день в продолжение пяти недель. По окончании суда и расправы
Иоанн начал ездить около Новгорода по монастырям и  там  приказывал  грабить
кельи, служебные домы, жечь  в  житницах  и  на  скирдах  хлеб,  бить  скот;
приехавши из монастырей, велел по  всему  Новгороду,  по  торговым  рядам  и
улицам товары грабить, анбары, лавки рассекать  и  до  основания  рассыпать;
потом начал ездить по посадам, велел грабить  все  домы,  всех  жителей  без
исключения, мужчин и женщин, дворы и хоромы ломать, окна и ворота  высекать;
в то же время вооруженные толпы отправлены были во  все  четыре  стороны,  в
пятины, по станам и волостям, верст за 200 и за  250,  с  приказанием  везде
пустошить и грабить. Весь этот разгром продолжался шесть недель. Наконец  13
февраля утром государь велел выбрать из каждой улицы по лучшему  человеку  и
поставить перед собою. Они стали перед ним с трепетом, изможденные,  унылые,
как мертвецы, но царь взглянул на них милостивым и кротким  оком  и  сказал:
"Жители  Великого  Новгорода,  оставшиеся  в  живых!  Молите  господа  бога,
пречистую его матерь и всех святых о нашем благочестивом царском державстве,
о  детях  моих  благоверных,  царевичах  Иване  и  Федоре,  о   всем   нашем
христолюбивом воинстве, чтобы господь бог даровал нам победу и  одоление  на
всех видимых и невидимых врагов,  а  судит  бог  общему  изменнику  моему  и
вашему, владыке Пимену, его злым  советникам  и  единомышленникам:  вся  эта
кровь взыщется на них, изменниках; вы об этом теперь не скорбите,  живите  в
Новгороде благодарно, я вам вместо себя оставлю правителем боярина своего  и
воеводу, князя Петра Даниловича Пронского". В тот же день  Иоанн  выехал  из
Новгорода по дороге в Псков; владыку Пимена, священников и дьяконов, которые
не откупились от правежа, и опальных новгородцев, которых дело еще  не  было
решено, отослали с приставами в Александровскую слободу.  Какое  впечатление
произвел на новгородцев погром, всего лучше видно из следующего известия: 25
мая 1571 года в церкви св. Параскевы на торговой стороне у обедни было много
народа; когда после службы стали звонить в колокола,  вдруг  на  всех  напал
таинственный ужас, все побежали в разные стороны,  мужчины,  женщины,  дети,
толкали друг друга, не зная, куда  бегут,  купцы  пометали  лавки,  отдавали
товары собственными руками первому попавшемуся. Точно такое  же  известие  о
пополохе встречаем в летописях под 1239 годом, после Батыева погрома.
     Из Новгорода Иоанн направил путь ко  Пскову;  псковичи  боялись  участи
новгородцев; по распоряжению воеводы, князя Токмакова, они встретили  Иоанна
каждый перед своим домом с женами и детьми,  держа  в  руках  хлеб  и  соль;
завидев царя, все падали на колена. Иоанн недолго прожил  во  Пскове,  велел
грабить  имение  у  граждан,  кроме  церковного  причта  взял  также   казну
монастырскую и церковную, иконы, кресты, пелены, сосуды, книги, колокола. Но
дело не кончилось  Новгородом  и  Псковом:  по  возвращении  царя  в  Москву
началось  следствие  о  сношениях  новгородского   архиепископа   Пимена   и
новгородских приказных людей с боярами - Алексеем  Басмановым  и  сыном  его
Федором, с казначеем Фуниковым, печатником Висковатовым, Семеном  Яковлевым,
с дьяком Васильем Степановым,  с  Андреем  Васильевым,  с  князем  Афанасием
Вяземским;  сношения  происходили  о  том,  чтоб  сдать  Новгород  и   Псков
литовскому королю,  царя  Иоанна  извести,  на  государство  посадить  князя
Владимира Андреевича. Это сыскное изменное дело до нас не  дошло,  а  потому
историк  не  имеет  права  произнести  свое  суждение  о  событии.  Известны
следствия:  казнены  были  князь  Петр  Оболенский-Серебряный,   Висковатый,
Фуников, Очин-Плещеев, Иван Воронцов, сын известного нам  Федора,  и  многие
другие, 180 человек прощено; всего удивительнее встретить между  осужденными
имена главных любимцев Иоанновых - Басмановых и Вяземского;  Вяземский  умер
от  пыток,  Алексей  Басманов,  как  говорят,  был  убит  сыном  Федором  по
приказанию Иоанна. Владыка Пимен Новгородский сослан был в Венев.
     Известно  нам  и  состояние  души  Иоанна,  образ  его   мыслей   после
рассказанных событий; к 1572 году относится  единственное  дошедшее  до  нас
духовное завещание его. В этой духовной царь высказывает убеждение, что он и
семейство его непрочны на московском престоле,  что  он  изгнанник,  ведущий
борьбу с своими врагами, что этой борьбе не видать близкого конца, и  потому
Иоанн дает наставление сыновьям, как им жить до окончания борьбы.  Завещание
начинается исповедью Иоанна, в которой замечательны следующие  слова:  "Тело