митрополию по болезни. В преемники Афанасию был назначен Герман, архиепископ
казанский; но беседы его,  по  словам  Курбского,  не  понравились  любимцам
Иоанновым; Германа отстранили и вызвали соловецкого  игумена  Филиппа,  сына
боярина Колычева; Филипп объявил, что он согласится быть митрополитом только
под  условием  уничтожения  опричнины;  Иоанн  рассердился;  наконец  Филипп
уступил убеждениям, что его обязанность нейти прямо против царской воли,  но
утолять гнев государя при каждом  удобном  случае.  Филипп  дал  запись:  "В
опричнину ему и в царский домовый обиход не вступаться, а после  поставленья
за опричнину и за царский  домовый  обиход  митрополии  не  оставлять".  Но,
отказавшись от вмешательства в  опричнину,  Филипп  не  отказался  от  права
печаловаться. Начались казни вследствие дела Козлова; опричнина буйствовала;
вельможи, народ умоляли митрополита вступиться в дело; он  знал,  что  народ
привык видеть в митрополите печальника, и не  хотел  молчать.  Тщетно  Иоанн
избегал свиданий с митрополитом, боясь печалований; встречи были  необходимы
в церквах, и здесь-то происходили страшные сцены заклинаний. "Только  молчи,
одно тебе говорю: молчи, отец святый! - говорил Иоанн, сдерживая дух  гнева,
который владел им. - Молчи и благослови нас!" Филипп: "Наше молчание грех на
душу твою налагает и смерть наносит". Иоанн: "Ближние мои  встали  на  меня,
ищут мне зла; какое дело тебе до наших царских советов?" Филипп: "Я  пастырь
стада Христова!" Иоанн: "Филипп! Не прекословь державе нашей, чтоб не постиг
тебя гнев мой, или лучше оставь митрополию!" Филипп: "Я не просил, не  искал
чрез других, не подкупом действовал для получения сана: зачем ты лишил  меня
пустыни?" Царь выходил из церкви  в  большом  раздумье,  это  раздумье  было
страшно опричникам; они решили погубить Филиппа  и  нашли  сообщников  между
духовными, во владыках новгородском, суздальском, рязанском,  благовещенском
протопопе, духовнике царском; последний явно и тайно носил  речи  неподобные
Иоанну на Филиппа;  отправились  в  Соловецкий  монастырь,  привезли  оттуда
преемника Филиппова, игумена  Паисия,  доносы  которого  легли  в  основание
обвинений на суде соборном; защитников  Филиппу  не  было,  все  молчало.  8
ноября 1568 года опричники с бесчестием вывели Филиппа из Успенского собора,
народ бежал за ним со слезами. Местом  изгнания  для  Филиппа  назначен  был
Тверской Отроч  монастырь.  В  1,369  году,  проезжая  Тверь  на  походе  на
Новгород, Иоанн заслал к Филиппу одного из  самых  приближенных  опричников,
Малюту Скуратова, взять благословение; но Филипп не  дал  его,  говоря,  что
благословляют только добрых и на  доброе;  опричник  задушил  его.  Так  пал
непобежденным великий пастырь русской церкви, мученик  за  священный  обычай
печалования. На место Филиппа возведен был троицкий архимандрит Кирилл.
     В 1569 году дошел черед и до того, за  приверженность  к  которому  уже
многие погибли, дошел черед до двоюродного брата царского,  князя  Владимира
Андреевича. Мы упоминали о клятвенной записи, насильно взятой с Владимира  в
1553 году; в следующем, 1554 году, после рождения другого  царевича,  Ивана,
государь взял с двоюродного брата другую запись: держать этого Ивана  вместо
царя в случае смерти последнего. До какой степени уже Иоанн не доверял брату
после своей болезни, доказывает следующее обещание Владимира:  "Жить  мне  в
Москве на своем дворе; а держать мне у себя на дворе своих  людей  всяких...
(число людей стерто), а больше того мне людей у себя на дворе не держать,  а
всех своих служилых людей держать в своей отчине". Иоанн определил поведение
Владимира и в том случае, если начнутся междоусобия между  молодым  царем  и
родным его братом; Владимир обязывается: "Если который  брат  родной  станет
недругом сыну твоему, царевичу Ивану, и отступит от него, то мне с этим  его
братом в дружбе не быть и не ссылаться  с  ним;  а  пошлет  меня  сын  твой,
царевич Иван, на этого своего брата, то мне на него идти и  делать  над  ним
всякое дело без хитрости, по приказу сына  твоего,  царевича  Ивана.  Князей
служебных с вотчинами, бояр, дьяков, детей  боярских  и  всяких  людей  сына
твоего мне никак к себе не принимать. Которые бояре,  дьяки  ваши  и  всякие
люди нагрубили мне чем-нибудь при тебе, царе Иване, и мне за те их  грубости
не мстить им никому. Без бояр сына твоего, которые написаны в твоей духовной
грамоте, мне никакого дела не делать  и,  не  сказавши  сыну  твоему  и  его
матери, мне никакого дела не решать.  Если  мать  моя,  княгиня  Евфросинья,
станет получать меня против сына твоего,  царевича  Ивана,  или  против  его
матери, то мне матеря своей не слушать, а пересказать ее речи  сыну  твоему,
царевичу Ивану, и его матери вправду, без хитрости.  Если  узнаю,  что  мать
моя, не говоря мне, сама станет умышлять какое-нибудь зло над  сыном  твоим,
царевичем Иваном, над его матерью, над его  боярами  и  дьяками,  которые  в
твоей духовной грамоте написаны, то мне объявить об этом сыну твоему  и  его
матери вправду, без хитрости;  не  утаить  мне  этого  никак,  по  крестному
целованию. А возьмет бог и сына твоего, царевича Ивана, и других детей твоих
не останется, то мне  твой  приказ  весь  исправить  твоей  царице,  великой
княгине  Анастасии,  по  твоей  духовной  грамоте  и  по   моему   крестному
целованию". В следующем месяце того же года взята была со  Владимира  третья
запись с некоторыми против прежней дополнениями; удельный князь обязался  не
держать у себя на московском дворе более 108 человек. В 1563  году,  говорит
летопись, государь положил гнев свой на княгиню Евфросинию  и  на  сына  ее:
прислал к царю в слободу служивший у князя Владимира Андреевича дьяк  Савлук
Иванов  бумагу,  в  которой  писал  многие  государские  дела,  что  княгиня
Евфросинья и сын ее многие неправды к царю чинят  и  для  того  держат  его,
Савлука, в оковах в тюрьме; царь велел  Савлука  к  себе  прислать,  по  его
словам многие сыски были, неисправления их сысканы, и  пред  митрополитом  и
владыками царь княгине Евфросинье и сыну  ее  неправды  их  известил.  После
этого Евфросинья постриглась; у Владимира были переменены все бояре и слуги;
мы видели, что и отец Иоанна употребил то же средство в отношении  к  одному
из братьев своих. В 1566 году царь переменил брату удел:  вместо  Старицы  и
Вереи дал ему Дмитров и Звенигород. По одному иностранному известию, в  1568
году князь  Владимир  Андреевич  замышлял  поддаться  Сигизмунду-Августу;  в
генваре 1569 он погиб.
     Страшный огонь жег внутренность  Иоанна,  и  для  этого  огня  не  было
недостатка в пище: летом 1569  года  явился  к  царю  какой-то  Петр,  родом
волынец, и донес, что новгородцы хотят предаться польскому королю, что у них
уже написана и грамота об этом и положена  в  Софийском  соборе  за  образом
богоматери.  Иоанн  отправил  в  Новгород  вместе  с  волынцем   доверенного
человека, который действительно  отыскал  грамоту  за  образом  и  привез  к
государю; подписи - архиепископа Пимена и других лучших граждан -  оказались
верными; говорят, что этот Петр, бродяга, наказанный новгородцами из желания
отомстить им, сам сочинил грамоту и  необыкновенно  искусно  подписался  под
руку архиепископа и других граждан. Иоанн  решился  разгромить  Новгород.  В
декабре 1569 года он  двинулся  туда  из  Александровской  слободы  и  начал
разгром с границ тверских владений, с Клина; по всей  дороге,  от  Клина  до
Новгорода, производились опустошения, особенно  много  пострадала  Тверь.  2
генваря 1570  года  явился  в  Новгород  передовой  отряд  царской  дружины,
которому велено было устроить крепкие заставы вокруг всего города,  чтоб  ни