важных переменах: в Москву приехал гонец с просьбою об  опасной  грамоте  на
больших послов и в поклоне  от  короля  назвал  Иоанна  царем,  Иоанн  велел
печатнику спросить у гонца  в  разговоре,  что  значит  эта  новость?  Гонец
отвечал, что велели ему  это  сделать  паны  радные,  чтоб  почесть  оказать
государю. Следствием такой почести было то,  что  гонцу  отдали  задержанное
имение Быковского; опасная грамота также была дана. Но уже по отъезде  гонца
пришла  весть,  что  литовские  воеводы,  князья  Полубенские,  из  Вольмара
овладели нечаянно  Изборском;  царь  послал  своим  воеводам  приказ  отнять
Изборск у Литвы, и приказ  был  исполнен.  С  жалобою  на  Полубенских  и  с
требованием отпуска пленного воеводы изборского отправлен был  в  Литву  сын
боярский Мясоедов, которому поручено было разведать: "Которым обычаем  слово
в Литве и Польше носится, что хотят взять на Великое княжество  Литовское  и
на Польшу царевича Ивана, и почему это слово  в  люди  пущено?  Обманом  или
вправду того хотят, и все ли люди того хотят, и почему  то  слово  делом  не
объявится, а в людях носится?" Мясоедову дан был также наказ: "Станет с  ним
говорить князь Андрей Курбский  или  иной  который  государев  изменник,  то
отвечать:  с  изменником  что  говорить?  Вы  своею   изменою   сколько   ни
лукавствуете бесовским обычаем, а бог государю свыше подает на врагов победу
и вашу измену разрушает; больше того не говорить ничего и пойти прочь;  а  с
простым изменником итого не говорить: выбранив его, плюнуть в  глаза,  да  и
пойти прочь".
     В 1570 году приехали большие послы литовские Ян Кротошевский и  Николай
Тавлош. При переговорах начались опять споры  о  полоцких  границах,  насчет
которых никак не  могли  согласиться.  Тогда  послы,  чтоб  облегчить  дело,
попросили позволения переговорить с самим царем и объявили, что ему особенно
выгодно заключить мир; когда Иоанн спросил, почему, то послы отвечали: "Рада
государя нашего Короны Польской и Великого княжества Литовского советовались
вместе о том, что у государя нашего детей нет, и если господь  бог  государя
нашего с этого света возьмет, то обе рады не думают, что  им  государя  себе
взять от бусурманских или от иных земель, а желают избрать себе государя  от
славянского рода, по воле, а не в неволю,  и  склоняются  к  тебе,  великому
государю, и к твоему потомству". Царь отвечал: "И прежде  эти  слухи  у  нас
были;  у  нас  божиим  милосердием  и  прародителей  наших  молитвами   наше
государство и без того полно, и нам вашего для чего хотеть? Но если  вы  нас
хотите, то вам пригоже нас не раздражать, а делать так, как мы велели боярам
своим с вами говорить, чтоб христианство было в покое". Иоанн в длинной речи
(занимающей 44 страницы в посольской книге) рассказывал  послам  по  порядку
историю отношений Москвы к Литве в его царствование и заключил, что война не
от него, а от  короля.  Когда  Иоанн  кончил,  то  послы  сказали,  что  они
некоторых речей вполне не поняли, потому что иных русских слов не  знают,  и
потому государь велел бы им дать речь свою на  письме;  Иоанн  отвечал,  что
писарь их все слышал и понял и  может  им  рассказать;  писарь  испугался  и
сказал: "Милостивый государь! Таких великих дел запомнить  невозможно:  твой
государский от бога дарованный разум выше человеческого разума".
     Заключено было перемирие на три года с оставлением всего, как  было,  с
тем чтоб в эти три года переговаривать о мире. Для  подтверждения  перемирия
отправлены были в Литву князья Канбаров и Мещерский, которым дан  был  такой
наказ: "Если станут говорить: государь ваш  в  Новгороде,  Пскове  и  Москве
многих людей казнил, отвечать: разве вам  это  известно?  Если  скажут,  что
известно,  то  говорить:  если  вам  это  известно,  то  нам  нечего  вам  и
рассказывать: о котором лихом деле вы с государскими изменниками лазучеством
ссылались, бог ту измену государю нашему объявил, потому над изменниками так
и сталось: нелепо было это и затевать; когда князь Семен  Лугвений  и  князь
Михайла Олелькович в Новгороде  были,  и  тогда  Литва  Новгорода  не  умела
удержать; а чего удержать не умеем, зачем на то и  посягать?  Если  спросят:
зачем государь ваш казнил казначея Фуникова, печатника Висковатого,  дьяков,
детей боярских и подьячих  многих,  отвечать:  о  чем  государский  изменник
Курбский и вы, паны радные, с этими государскими  изменниками  ссылались,  о
том бог нашему государю объявил; потому они и казнены, и кровь  их  взыщется
на тех, которые такие дела лукавством делали, а Новгороду и Пскову за Литвою
быть непригоже". Дан  был  наказ,  как  поступать  послам  в  случае  смерти
Сигизмунда и избрания нового короля:  "Если  король  умер  и  на  его  место
посадят государя из иного государства, то с ним перемирия не подтверждать, а
требовать, чтоб он отправил послов в Москву. А  если  на  королевстве  сядет
кто-нибудь из панов радных, то послам  на  двор  не  ездить;  а  если  силою
заставят ехать и велят быть в посольстве, то послам, вошедши в избу,  сесть,
а поклона и посольства не править, сказать: это наш брат;  к  такому  мы  не
присланы; государю нашему с холопом, с нашим  братом,  не  приходится  через
нас,  великих  послов,  ссылаться".  Послы  присылали  в   Москву   приятные
донесения: "Из Вильны все дела король вывез; не прочит вперед  себе  Вильны,
говорит: куда пошел Полоцк, туда и Вильне ехать  за  ним;  Вильна  местом  и
приступом Полоцка не крепче, а московские люди, к чему приступятся, от  того
не отступятся. Обе рады хотят на королевство царя или царевича; у  турецкого
брать не хотят, потому что мусульманин и будет от турок утеснение; у  цесаря
взять - обороны не  будет,  и  за  свое  плохо  стоит;  а  царь  -  государь
воинственный и  сильный,  может  от  турецкого  султана  и  от  всех  земель
оборонять и прибавление государством своим сделать. Хотели уже послать  бить
челом царю о царевиче, да отговорил один Евстафий  Волович  по  королевскому
темному совету, потому что король придумал вместо себя  посадить  племянника
своего, венгерского королевича, но королевич умер. В Варшаве  говорят,  что,
кроме московского государя, другого государя не искать;  говорят,  что  паны
уже и платье заказывают по московскому  обычаю  и  многие  уже  носят,  а  в
королевнину казну собирают бархаты и  камки  на  платье  по  московскому  же
обычаю; королевне очень хочется быть за государем царем".
     Но Иоанна мало прельщало это избрание в короли его самого или сына его:
и человеку менее его  разумному  оно  не  могло  казаться  очень  вероятным;
по-прежнему его занимала одна задушевная  мысль  -  приобресть  Ливонию.  Он
соглашался наконец отдать и Полоцк  Литве  за  Ливонию,  но  мог  ли  король
согласиться на это? Если бы даже Сигизмунд-Август и сейм согласились предать
вверившиеся им города, то последние  могли  найти  других  защитников,  как,
например, Ревель был уже во власти шведов, да и  без  защитников  приморские
города могли долго держаться против войска московского.  Одним  словом,  для
достижения непосредственного владычества над Ливониею требовалось еще  много
крови,  много  времени;  и  вот  Иоанн  напал   на   мысль   о   владычестве
посредственном, на мысль дать Ливонии немецкого правителя, который бы  вошел
в подручнические отношения к государю московскому, как герцог курляндский  к
польскому королю. В 1564  году  Иоанн  предложил  пленнику  своему,  старому
магистру Фюрстенбергу, возвратиться в Ливонию и господствовать над нею, если
согласится, от имени всех  чинов  и  городов  ливонских,  присягнуть  ему  и
потомкам его в верности как своим  наследственным  верховным  государям;  но