присланным с  требованием  Казани  и  Астрахани,  дан  был  ответ,  что  это
требование к доброму делу нейдет. Гонцам за столом  даны  были,  по  обычаю,
шубы,  но  полегче  тех,  которые  давались  прежде;  один  из  гонцов  стал
жаловаться на это; в ответ сам царь сказал ему: "За то ли вас нам  жаловать,
что царь ваш нарушил клятву, Рязань повоевал, а теперь Казани  да  Астрахани
просит? Города и земли за чашею да за хлебом не берутся".  Быть  может,  сам
хан и позабыл бы о Казани и Астрахани, если б ему не напоминали о них. Нагой
писал в Москву: "Пришли в Крым от ногаев послы за миром,  чтоб  с  ними  хан
помирился, и если он захочет воевать Казань и Астрахань, то они с ним готовы
идти. Вместе с ногайскими послами пришел в Крым казанец,  Коштивлей-улан,  и
говорит,  что  был  с  ногаями  в  Москве,  где  виделся  с  двумя  луговыми
черемисинами, Лаишем и Ламбердеем; они приказали с ним к хану,  чтоб  шел  к
Казани или послал царевичей, а они все ждут его приходу; как придет, все ему
передадутся и станут  промышлять  заодно  над  Казанью.  С  другой  стороны,
черкесы прислали говорить хану, что царь Иван ставит на Тереке город и  если
он город поставит, то не только им пропасть, но и Тюмен и  Шевкал  будут  за
Москвою". Хан отвечал черкесам, что у него нет силы  помешать  царю  ставить
город; у него была сила только нападать врасплох на  московские  украйны,  и
осенью 1565 года он подступил с пушками к Волхову; но  там  были  воеводы  с
людьми ратными, они сделали удачную вылазку,  не  дали  татарам  даже  сжечь
посада, а между  тем  двое  воевод,  князья  Бельский  и  Мстиславский,  уже
приближались с большим войском; хан по обыкновению бежал назад.
     И после этого нападения хан прислал  в  Москву  гонцов  с  требованиями
Казани и Астрахани для вечного  мира,  богатых  даров  для  перемирия;  царь
отвечал им: "Мы, государи великие, бездельных речей говорить  и  слушать  не
хотим".  Царь  не  позволял  также  хану  возобновлять   прежнее   поведение
относительно послов московских; так, в наказе послу Алябьеву  читаем:  "Если
станет хан говорить: посылал я к брату своему, великому князю, гонца Мустафу
с добрым делом, а князь великий велел его ограбить Андрею Щепотьеву  за  то,
что у Андрея Сулеш взял имение в зачет  наших  поминков,  так  я  велю  этот
грабеж Мустафе взять на тебе,  -  отвечать:  которые  поминки  государь  наш
послал к тебе с Андреем Щепотьевым, эти поминки Андрей до тебя  и  довез;  а
Сулеш у Андрея взял рухлядь силою, Андрей бил тебе челом  на  Сулеша,  а  ты
управы не дал; Андрей бил челом нашему государю, и государь велел ему за тот
грабеж взять на твоем гонце; если же на  мне  велишь  взять  что  силою,  то
государь мой велит мне взять вдвое на твоем после и  вперед  к  тебе  за  то
посла не пришлет никакого". Нагой уже давно жил в Крыму и не  хотел  выехать
оттуда без окончательного договора о мире и без посла ханского. Однажды  хан
попросил у него шубы беличьей для одного князя, Нагой не  дал;  тогда  мурзы
сказали ему: "Ты шубы не дал, так царь наш наложил на тебя  опалу,  высылает
тебя вон, а что наш посол задержан в Москве, то Крым пуст не будет, много  у
нашего царя таких холопей, какие на Москве померли".  Нагой  отвечал:  "Если
царь ваш отправит послов и нас отпустит, то мы ехать ради, а станет высылать
без послов и без дела, то мы не поедем; лучше  нам  в  Крыму  помереть,  чем
ехать без посла". Пребывание Нагого в  Крыму  было  необходимо  для  вестей,
которые  становились  все  важнее  и   важнее   вследствие   неудовольствий,
обнаруживавшихся в Казани и Астрахани, и замыслов  в  Константинополе.  Так,
Нагой доносил царю, что писали к хану из Казани двое  знатных  людей  и  вся
луговая черемиса, просили прислать к ним сына с воинскими людьми;  и  как  к
ним царевич придет,  то  они  от  московского  государя  отступят  и  станут
промышлять над казанским острогом; а по всем селам московские служилые  люди
будут их; и в сборе у них луговой черемисы  60000.  Ногайские  князья  также
приказывали хану: "Пока мы были наги и бесконны, до тех пор мы дружили  царю
и великому князю, а теперь мы конны и одеты: так если ты царевича в Казань с
войском отпустишь, то дай нам знать, мы сыну твоему готовы на  помощь".  Хан
не был в состоянии отнять Казань у царя, но помириться ему  с  Москвою  было
трудно: разбойники понимали, какая  опасность  грозит  им  от  ее  усиления.
"Была, - пишет Нагой, - дума у царевичей: думали царевичи,  карачеи,  уланы,
князья, мурзы и вся земля и придумали мириться с королем; поехали к  царю  и
говорили ему, чтоб помириться с королем, а с тобою, государем, не  мириться;
помириться тебе с московским, говорили они хану, - это значит короля выдать;
московский короля извоюет, Киев возьмет, станет по Днепру города ставить,  и
нам от него не пробыть. Взял он два юрта бусурманских; взял  немцев;  теперь
он тебе поминки дает, чтоб короля извоевать,  а  когда  короля  извоюет,  то
нашему юрту от него не пробыть; он и казанцам шубы давал, но вы  этим  шубам
не радуйтесь: после того он Казань взял". Хан согласился с их мнением, велел
сказать Нагому, что не хочет быть в мире с  его  государем.  Нагой  добился,
однако, свидания с ханом, который сказал ему:  "Ко  мне  пришла  весть,  что
государь ваш хочет на Тереке город ставить; если государь ваш хочет быть  со
мною в дружбе и братстве, то он бы города на Тереке не ставил,  дал  бы  мне
поминки Магмет-Гиреевские, тогда я с ним  помирюсь.  Если  же  он  будет  на
Тереке город ставить, то,  хотя  давай  мне  гору  золотую,  мне  с  ним  не
помириться, потому что побрал он юрты бусурманские, Казань да  Астрахань,  а
теперь на Тереке город ставит и несется к нам в соседи". В том же смысле хан
послал грамоту самому Иоанну;  царь  приговорил  с  боярами:  отвечать,  что
Казани и Астрахани не отдаст; на  Тереке  город  построен  для  безопасности
князя Темрюка, тестя  государева;  а  хочет  хан,  пусть  пришлет  царевича:
государь  выдаст   за   него   дочь   Шиг-Алееву   и   даст   ему   Касимов;
Магмет-Гиреевских поминков не пошлет. Царь приговорил  послать  поминков  на
триста рублей, чтоб с ханом дела не порвать.
     На предложение посадить сына в  Касимове  хан  велел  отвечать  Нагому:
"Просил я у вашего государя Казани и Астрахани, государь ваш  мне  этого  не
дает, а, что мне дает и на Касимов царевича просит,  того  мне  не  надобно:
сыну моему и у меня есть что есть; а не даст мне государь ваш Астрахани, так
турский возьмет же ее".  Султан  Селим,  наследник  Солимана,  действительно
задумал опять о завоевании Астрахани; Нагой доносил: "Прислал турский весною
(1567 года) к хану с грамотою: были у турского из Хивы послы  да  из  Бухар,
которые шли к Мекке на  Астрахань,  и  били  челом  турскому,  что  государь
московский побрал юрты  бусурманские,  взял  Казань  да  Астрахань,  разорил
бусурманство, а учинил христианство,  воюет  и  другие  многие  бусурманские
юрты; а в Астрахань из многих  земель  кораблям  с  торгом  приход  великий,
доходит ему в Астрахани тамги на день по тысяче золотых. И турский  писал  к
хану, чтоб шел с сыновьями этою весною к Астрахани, а он,  султан,  от  себя
отпускает туда же Крым-Гирея, царевича, да Касима, князя, и людей с нарядом,
чтоб Астрахань взяли и посадили там царем  Крым-Гирея,  царевича".  Сам  хан
сказал Нагому: "Я бы с государем вашим, побранившись, и помирился, да теперь
на государя вашего поднимается человек тяжелый,  турский  царь,  и  меня  на
Астрахань посылает; да и все бусурманские  государства  на  государя  вашего
поднимаются за  то,  что  государь  ваш  побрал  бусурманские  юрты".  Нагой
отвечал: "Астрахань государю нашему дал бог,  и  стоит  за  нее  бог  же  да