Девлет-Гиреевых, которые подали царю такую грамоту от хана: "Жгу  и  пустошу
все из-за Казани и Астрахани, а всего  света  богатство  применяю  к  праху,
надеясь на величество божие. Я пришел на тебя, город твой сжег, хотел  венца
твоего и головы; но ты не пришел и против нас  не  стал,  а  еще  хвалишься,
что-де я московский государь! Были бы в тебе стыд  и  дородство,  так  ты  б
пришел против нас и стоял. Захочешь с нами душевною мыслию  в  дружбе  быть,
так отдай наши юрты - Астрахань и  Казань;  а  захочешь  казною  и  деньгами
всесветное богатство нам  давать  -  ненадобно;  желание  наше  -  Казань  и
Астрахань, а государства твоего дороги я видел и опознал".  Мы  видели,  как
тяжела, опасна, несвоевременна была для Иоанна борьба с Турциею и Крымом  за
Астрахань, как он прежде готов был на важные уступки, чтоб только избавиться
от  этой  борьбы.  Теперь  гибельное  нашествие  Девлет-Гирея   и   особенно
обстоятельства этого нашествия должны были еще более встревожить царя; успех
надмевал хана; нужно было  ждать  скоро  нового  нападения,  и  Девлет-Гирей
действительно готовился к нему. Надобно было как можно  долее  не  допускать
его до этого, задержать переговорами,  новыми  уступками:  Иоанн  возобновил
прежние учтивости, в ответной грамоте написал челобитье хану. "Ты в  грамоте
пишешь о войне, - отвечает царь, - и если я об этом же стану  писать,  то  к
доброму делу не придем. Если ты сердишься за отказ к Казани и Астрахани,  то
мы Астрахань хотим тебе уступить, только теперь  скоро  этому  делу  статься
нельзя: для него должны быть у нас твои послы,  а  гонцами  такого  великого
дела сделать невозможно; до тех бы пор ты пожаловал, дал сроки и земли нашей
не воевал". Нагому писал Иоанн, чтоб  и  он  говорил  то  же  самое  хану  и
вельможам его: "А разговаривал бы ты с князьями и мурзами  в  разговоре  без
противоречия (не встречно), гладко да челобитьем; проведовал  бы  ты  о  том
накрепко: если мы уступим хану Астрахань, то как он  на  ней  посадит  царя?
Нельзя ли так сделать: чтоб хан посадил в Астрахани сына своего, а  при  нем
был бы наш боярин, как в Касимове,  а  нашим  людям,  которые  в  Астрахани,
насильства никакого не было бы, и дорога в наше государство изо всех  земель
не затворилась бы, и нельзя ли  нам  из  своей  руки  посадить  в  Астрахани
ханского сына?" Большую уступку против принятого обычая находим и  в  наказе
гонцу, отправленному с этими грамотами в Крым: "Если  гонца  без  пошлины  к
хану не пустят и государеву делу из-за этих пошлин станут делать поруху,  то
гонцу дать немного, что у него случится, и за этим от хана не ходить  назад,
а говорить обо всем смирно, с челобитьем, не в раздор, чтоб от  каких-нибудь
речей гнева не было".
     На предложение Астрахани хан  отвечал:  "Что  нам  Астрахань  даешь,  а
Казани не даешь, и нам то непригоже кажется: одной и той же реки верховье  у
тебя будет, а устью у меня как быть?!" В другой грамоте хан писал: "Теперь у
меня дочери две-три на выданье, да  у  меня  же  сыновьям  моим,  царевичам,
двоим-троим обрезанье, их радость будет,  для  этого  нам  рухлядь  и  товар
надобен; чтоб купить эту рухлядь, мы у тебя просим две тысячи рублей;  учини
дружбу, не отнетываясь, дай". Мы видели, как хан  в  первой  грамоте  своей,
написанной после сожжения Москвы, притворился бескорыстным, объявил, что  не
хочет богатства всего света, хочет только юртов бусурманских, воюет за веру;
недолго, однако, он мог выдерживать и запросил опять денег; но Иоанн  помнил
хорошо первую грамоту и не упустил удобного случая поймать хана  на  словах,
что очень любил; он отвечал гонцу ханскому: "Брат наш, Девлет-Гирей царь, на
то не надеялся бы, что землю нашу  воевал;  сабля  сечет  временем,  а  если
станет часто сечь, то притупеет, а иногда и острие у нее изломается;  просит
он у нас Казани и Астрахани;  но  без  договора  и  без  послов  как  такому
великому делу статься? А что писал он к нам о великих запросах, то  нам  для
чего ему запросы давать? Землю нашу он вывоевал, и земля наша от  его  войны
стала пуста, и взять ни с кого ничего нельзя". В грамоте  же  к  хану  Иоанн
писал: "Ты в своей грамоте писал к нам, что в твоих глазах казны и богатства
праху уподобились, и нам вопреки твоей  грамоте  как  можно  посылать  такие
великие запросы? Что у нас случилось, двести  рублей,  то  мы  и  послали  к
тебе". Иоанн рассчитывал на характер татар, которые при виде  больших  денег
забывают обо всяких  высших  интересах,  и  потому  послал  наказ  Нагому  -
хлопотать у хана и царевичей, чтоб дело о Казани и Астрахани оставили,  и  в
таком случае обещать не только Магмет-Гиреевские поминки, но и такие,  какие
посылает король польский, даже обещать  и  Магмет-Гиреевские  и  королевские
поминки вместе.
     Но хан понял намерение Иоанна длить время, мало надеялся на переговоры,
и летом 1572 года с  120000  войска  двинулся  опять  к  Оке.  Иоанн  был  в
Новгороде; но на Оке, у Серпухова, стояло  русское  войско  под  начальством
князя Михаила Ивановича Воротынского; хан,  оставя  тут  двухтысячный  отряд
травиться с русскими и занимать их, с главным  войском  ночью  перешел  Оку;
Воротынский погнался за ним и настиг в  50  верстах  от  Москвы,  на  берегу
Лопасни, в Молодях; здесь  в  последних  числах  июля  и  в  первых  августа
происходило несколько сильных схваток, которые все окончились  неудачно  для
хана, и он принужден был бежать назад, потерявши много войска.  После  этого
хан переменил тон и прислал сказать  Иоанну:  "Мне  ведомо,  что  у  царя  и
великого князя земля велика и людей много: в  длину  земли  его  ход  девять
месяцев, поперек - шесть месяцев, а мне не дает Казани и Астрахани! Если  он
мне эти города отдаст, то у него и кроме них еще много городов останется. Не
даст Казани и Астрахани, то хотя бы дал одну Астрахань, потому что мне  срам
от турского: с царем и великим князем воюет, а ни Казани,  ни  Астрахани  не
возьмет и ничего с ним не сделает! Только царь даст мне Астрахань,  и  я  до
смерти на его земли ходить не стану; а голоден я не буду: с левой стороны  у
меня литовский, а с правой - черкесы, стану их воевать и от  них  еще  сытей
буду; ходу мне в те земли только два месяца взад и вперед". Но  Иоанн  также
переменил  тон:  он  отвечал  хану,  что  не  надеется   на   его   обещание
довольствоваться только Литовскою да Черкесскою землею. "Теперь, - писал он,
- против нас одна сабля - Крым; а тогда Казань будет вторая сабля, Астрахань
- третья, ногаи - четвертая". Гонцу, отправленному в  Крым,  опять  настрого
было  запрещено  давать  поминки,  хотя  в  грамотах  продолжалось  писаться
челобитье. Иоанн не переставал колоть хана за первую его величавую грамоту о
Казани и Астрахани. "Поминки я тебе послал легкие, - писал  царь,  -  добрых
поминков не послал: ты писал, что тебе ненадобны деньги, что  богатство  для
тебя с прахом равно".


ГЛАВА ШЕСТАЯ
     СТЕФАН БАТОРИЙ

     Состояние  Польши  и   Литвы   при   последнем   Ягеллоне.   -   Смерть
Сигизмунда-Августа и вопрос  об  избрании  нового  короля.  -  Переговоры  с
Иоанном по этому случаю. - Избрание Генриха Анжуйского.  -  Его  бегство  из
Польши. - Новые выборы. - Избрание Стефана  Батория.  -  Сношения  Иоанна  с