врагов его, ибо союз этот не приносил никакой пользы,  не  имел  смысла  для
Англии, и потом отклонить брак царя на Марии Гастингс, потому что,  несмотря
на  все  желание  пожилой  девушки  пристроиться,  невеста   была   напугана
известиями  о  характере  жениха.  Отсюда   понятна   неловкость   Боуса   и
раздражительность, происходившая от затруднительности его положения.
     В переговорах с боярами Боус объявил, что королева его не прежде  может
начать войну с врагом царским, как попытавшись помирить его с  царем.  Бояре
отвечали на это: "Это условие как написать  в  договор?  Если  обсылаться  с
недругом, то недруг в это время изготовится: и как его  извоевать,  если  он
готов будет?" Боус возражал: "У нас так не ведется,  что  не  обославшись  с
недругом, да идти на него ратью". Потом Боус начал требовать  исключительной
торговли для англичан; бояре отвечали: "Что это за любовь к государю  нашему
от королевны Елисаветы, что всех государей хочет отогнать от нашей  земли  и
ни одного гостя не хочет пропустить к государю нашему в его землю? От  этого
будет прибыль только одной королевне, а государю нашему убыток будет".  Боус
говорил: "Дорогу к Белому морю нашли гости нашей государыни,  так  они  одни
пусть и ходят этою дорогою". Бояре донесли о переговорах Иоанну, и тот велел
писать в грамоту: Елисавета должна послать к Баторию с требованием, чтоб  он
помирился с царем, возвратил ему Полоцк и Ливонию, а  не  отдаст,  то  пусть
Елисавета рать свою на него пошлет. Боус, услыхавши об этом условии, сказал:
"Это дело новое, мне с ним к королевне ехать нельзя, меня королевна  дураком
назовет".  Царь  соглашался,  чтоб  одни  англичане   входили   в   пристани
Корельскую, Воргузскую, Мезенскую,  Печенгскую  и  Шумскую,  но  Пудожерская
останется  для  испанского  гостя,  Ивана  Белоборода,  а  Кольская  -   для
французских гостей. Посол говорил, что  по  прежней  льготной  грамоте  одни
англичане входили во  все  северные  гавани;  ему  отвечали,  что  прежде  у
Московского государства было морское пристанище  -  Нарва;  но  шведы  стали
этому пристанищу помешку делать и  вместе  с  шведскими  пленными  при  этом
пойманы и английские наемные люди, за что первая и вторая  льготные  грамоты
англичанам уничтожены, а дана третья - полегче; бояре говорили: "Вот  теперь
к государю нашему прислал французский король к морскому пристанищу  к  Коле,
просит любви и братства; мы слышали, что Елисавета королевна  с  французским
королем в дружбе и с Нидерландами тоже: так как нам  их  не  пускать  -  сам
рассуди?" Боус на все отвечал одно: "Мне  ничего  другого  говорить  нельзя,
чего мне от королевны не наказано: пусть государь посылает к королевне своих
послов". Бояре продолжали: "К Пудожерскому устью пожаловал  государь,  велел
приходить  Испанской  земли  гостю  из  Антропа-города  (Антверпена)   Ивану
Белобороду: Иван Белобород и ходит,  и  к  его  царскому  величеству  всякие
узорочные многие  товары  привозит".  Боус  говорил,  что  английские  купцы
государю служат больше других; бояре отвечали на это, что  английские  гости
начали воровать с недругами государевыми -  шведским  и  датским,  ссылались
грамотами, также посылают в свою землю грамоты укорительные  про  московских
людей и про государство, будто московские люди ничего хорошего  не  знают  и
потому, чтоб присылали из Англии товар худой и гнилой: московские люди толку
не знают! Сукна англичане вывозят рядовые, которые старых гораздо хуже. Боус
отвечал: "Я в сукнах толку не знаю; прежний гость Томас был точно вор; а что
вы говорили, что вместе со шведами пойманы были и англичане,  то  английским
воинским людям везде  вольно  наниматься".  Приступили  к  другим  условиям:
потерявши прибалтийские области, царь хотел, чтоб иностранные послы ездили к
нему чрез Англию, Северный океан и Белое  море;  Елисавета  соглашалась,  но
требовала, чтоб не проезжали в Россию  через  Англию  папские  послы,  послы
государей католических и тех, которые с нею не в докончании,  Иоанн  уступал
относительно папских послов, но не хотел уступить относительно всех  других;
бояре говорили: "Вера дружбе не помеха: вот ваша государыня и не одной  веры
с нашим государем, а государь наш хочет быть с нею в любви и  братстве  мимо
всех государей".
     Наконец дело  дошло  до  сватовства;  на  вопрос  Иоанна,  согласна  ли
Елисавета выдать за него племянницу, Боус отвечал:  "Племянница  королевнина
княжна Марья, по грехам, больна; болезнь в ней великая, да думаю, что  и  от
своей веры она не откажется: вера ведь одна - христианская". Иоанн сказал на
это: "Вижу что ты приехал не дело делать а отказывать; мы больше с тобою  от
этом деле и  говорить  не  станем;  дело  это  началось  от  задора  доктора
Роберта". Посол испугался неудовольствия Иоаннова,  которое  могло  помешать
главному для  англичан  делу,  и  потому  начал  говорить:  "Эта  племянница
королевне всех племянниц дальше в родстве да и некрасива а есть у  королевны
девиц с десять ближе ее в родстве". Царь спросил: "Кто же это  такие?"  Боус
отвечал: "Мне об этом наказа нет, а без наказа я не могу объявить их имена".
"Что же тебе наказано? -  говорил  царь.  -  Заключить  договор,  как  хочет
Елисавета королевна, нам нельзя". Посла отпустили;  он  велел  сказать  чрез
Якоби что хочет говорить с царем наедине; Иоанн велел позвать его к  себе  и
спросил, что он хочет сказать. Посол отвечал: "За мною приказа никакого нет;
о чем ты, государь спросишь то королевна велела мне слушать да  те  речи  ей
сказать". Царь сказал ему на это: "Ты наши государские обычаи  мало  знаешь:
так говорить может посол только с боярами, бояре с послами  и  спорят,  кому
наперед говорить, а ты ведь не с боярами говоришь; нам с тобою  не  спорить,
кому наперед говорить? Вот если бы ваша государыня к нам приехала, то она бы
могла так говорить. Ты много говоришь,  а  к  делу  ничего  не  приговоришь.
Говоришь одно, что тебе не наказано, а нам вчера объявил доктор  Роберт  что
ты хотел с нами говорить наедине: так говори, что ты хотел  сказать!"  Боус:
"Я доктору этого не говорил; а у которых государей я бывал в послах  прежде,
- у французского и у других государей, и я с ними  говорил  о  всяких  делах
наедине". Иоанн: "Что с тобою сестра наша наказала про сватовство, то  ты  и
говори, а нам не образец французское государство; у нас не водится, чтоб нам
самим с послами говорить". Боус: "Я слышал, что  государыня  наша  Елисавета
королевна мимо всех государей хочет любовь держать к тебе;  а  я  тебе  хочу
служить и службу свою являть". Иоанн: "Ты скажи  именно,  кто  племянницы  у
королевы, девицы, и я отправлю своего посла их посмотреть и портреты снять".
Боус: "Я тебе в этом службу свою покажу и портреты сам посмотрю, чтоб  прямо
их написали".
     Не добившись ничего сам от посла, Иоанн велел боярам продолжать  с  ним
переговоры; когда бояре спросили его опять, кто именно девицы,  родственницы
Елисаветы, то посол, которому сильно наскучил этот вопрос, отвечал:  "Я  про
девиц пред государем не говорил  ничего";  когда  же  бояре  уличили  его  в
запирательстве, то он сказал: "Я говорил о девицах, только со мною  об  этом
приказу нет; государю я  служить  рад,  только  еще  моей  службе  время  не
пришло". И бояре  должны  были  прекратить  разговоры  о  сватовстве;  стали
говорить о другом, чтоб Елисавета велела пропустить  чрез  Английскую  землю
царского гонца, отправляющегося к французскому королю Генриху. Боус  отвечал
на это: "Половина Французской земли от своего короля отложилась и била челом
нашей государыне, которая и дала ей помощь;  я  гонца  государева  повезу  и