Когда ты обошлешься с цесарем и со всеми христианскими  государями  и  когда
ваши послы у нас будут, то  мы  велим  своим  боярам  договор  учинить,  как
пригоже. Прислал ты к нам с Антонием книгу о Флорентийском соборе, и  мы  ту
книгу у посла твоего велели взять; а что ты писал к нам и посол  твой  устно
говорил нам о вере, то мы об этом с Антонием говорили". Гонцу было наказано:
"Если папа или его советники  станут  говорить:  государь  ваш  папу  назвал
волком и хищником, то отвечать, что им слышать этого не случилось".
     Мы видели, что Иоанн решил на боярском совете помириться с Баторием для
того,  чтоб  свободнее  можно  было  наступить  на  шведа,  отнять  у   него
завоеванные им города и Ревель, следовательно, в Эстонии  вознаградить  себя
за потерю Ливонии. Русские войска  имели  успех  в  одном  деле  с  шведами,
двукратный приступ последних к Орешку был отбит; но когда в начале 1583 года
Делагарди приготовился  опять  вступить  в  русские  владения,  новгородские
воеводы предложили ему мир; уполномоченные для переговоров съехались на реку
Плюсу в мае месяце  и  заключили  перемирие  только  на  два  месяца,  потом
съехались снова в августе и заключили его на три года  с  условием,  чтоб  у
обоих государств осталось то, чем владели до сих пор;  вследствие  этого  за
шведами остались русские города:  Ям,  Иван-город,  Копорье.  Это  поспешное
заключение перемирия со шведами объясняют непрочностию перемирия с Польшею и
особенно опасным  восстанием  луговой  черемисы  в  Казанской  области.  Но,
принимая в соображение  и  эти  причины,  можно,  однако,  с  достоверностню
положить, что  главною  причиною  была  потеря  в  Иоанне  надежды  получить
какой-либо успех в войне с европейскими народами до тех пор, пока русские не
сравняются с ними в искусстве ратном; защита Орешка не  могла  внушить  царю
надежды, что легко будет взять у шведов Нарву и Ревель; притом  он  обязался
уже перед Баторием не воевать Эстонии.
     Что Иоанн не оставлял мысли о возвращении прибалтийских берегов, но был
убежден, что достигнуть этого можно  было  только  в  союзе  с  каким-нибудь
европейским государством,  которое  бы  снабдило  Россию  плодами  западного
искусства, - это всего яснее  видно  из  переговоров  Иоанна  с  Елисаветою,
королевою английскою. Еще в 1569 году Иоанн тайным образом, чрез английского
агента Дженкинсона, переслал Елисавете следующие предложения: царь  требует,
чтоб королева была другом его друзей и врагом его врагов, и, наоборот,  царь
обязывается этим же самым относительно королевы. Англия и Россия должны быть
во всех делах заодно. Король польский -  недруг  царю  и  королеве:  прошлым
летом был захвачен лазутчик его  с  письмами  на  имя  английских  купцов  в
России, где написано: "Я, Сигизмунд, король польский, прошу вас,  английских
купцов, слуг моих верных, помогать подателю этого письма и оказывать  помощь
русским моим друзьям как деньгами, так и всякими  другими  способами".  Царь
сначала был этим сильно оскорблен, но потом лазутчик признался,  что  письма
были подосланы нарочно для возбуждения негодования царя  против  англичан  и
разорвания дружбы между ним и королевою и также для заподозрения  сановников
царских в измене. Вследствие этого царь просит королеву  соединиться  с  ним
заодно против поляков и  запретить  своему  народу  торговать  с  подданными
короля польского. Царь просит, чтоб  королева  позволила  приезжать  к  нему
мастеровым, умеющим строить корабли и управлять ими, позволила  вывозить  из
Англии в Россию всякого рода артиллерию и вещи, необходимые для войны.  Царь
просит убедительно, чтобы между ним  и  королевою  учинено  было  клятвенное
обещание такого рода: если бы кто-нибудь из них по несчастию  принужден  был
оставить свою землю, то имеет право приехать в сторону другого для  спасения
своей жизни, будет принят с почетом и может жить там без страха и опасности,
пока беда минует и бог переменит дела. Это обязательство  должно  хранить  в
величайшей тайне.
     Елисавете, разумеется, не было никакой выгоды входить  в  такой  тесный
союз с царем и втягиваться в его войны с соседями; она длила время и наконец
отвечала  уклончиво  и  неопределенно,  что   не   будет   позволять,   чтоб
какое-нибудь лицо или государь вредили Иоанну или его  владениям,  не  будет
позволять этого в той мере, как по возможности или справедливости  ей  можно
будет  благоразумно  этому  воспрепятствовать,  но   против   общих   врагов
обязывалась действовать  оборонительно  и  наступательно.  Принятие  царя  и
семейства  его  в  Англии  и  содержание  с  почетом  было  обещано.   Иоанн
рассердился и велел написать Елисавете грамоту (в октябре 1570 года): "Ты то
дело отложила на сторону, а делали с нашим послом твои бояре все о  торговых
делах. И мы чаяли того, что  ты  на  своем  государстве  государыня  и  сама
владеешь и своей государской чести смотришь и своему государству прибытка. И
мы потому такие дела и хотели с тобой делать. Ажно у  тебя  мимо  тебя  люди
владеют, и не токмо люди, но мужики торговые, и о наших государских головах,
и о честях, и о землях прибытка не смотрят, а ищут своих торговых прибытков.
А ты пребываешь в своем девическом  чину,  как  есть  пошлая  (обыкновенная)
девица. И коли уж так, и мы те дела отставим на сторону. А мужики  торговые,
которые отставили наши государские головы и нашу государскую честь  и  нашим
землям прибыток, а смотрят своих торговых дел, и они  посмотрят,  как  учнут
торговати. А Московское  государство  покамест  без  английских  товаров  не
скудно было. А грамоту б еси, которую есмя к тебе послали  о  торговом  деле
(льготная грамота английским купцам), прислала к нам. Хотя к нам тое грамоты
и не пришлешь, и нам по той грамоте не велети делати ничего. Да и  все  наши
грамоты, которые есмя давали о торговых делах по сей день, не в грамоты".
     В угоду  "торговым  мужикам"  Елисавета  отправила  в  Россию  любимого
Иоанном Дженкинсона с  грамотою,  в  которой  писала:  "Дженкинсон  правдиво
расскажет вашему пресветлейшеству, что никакие  купцы  не  управляют  у  нас
государством и нашими делами, а мы сами печемся о ведении дел, как  прилично
деве и королеве, поставленной богом, и  что  подданные  наши  оказывают  нам
такое повиновение, каким не пользуется ни один государь. Чтоб снискать  ваше
благоволение, подданные  наши  вывозили  в  ваше  государство  всякого  рода
предметы, каких мы не позволяем вывозить ни к каким другим государям на всем
земном шаре. Можем вас уверить, что многие  государи  писали  к  нам,  прося
прекратить с вами  дружбу,  но  никакие  письма  не  могли  нас  побудить  к
исполнению их просьбы". Иоанн смягчился, возвратил английским купцам прежние
льготы, хотя и не все, но не переставал упрекать Елисавету, что она не хочет
заключить с ним союза; выражал неудовольствие и на то, что королева,  обещая
ему принять его в Англии, не  выговаривала  для  себя  такого  же  приема  в
России: здесь царь видел гордость Елисаветы  и  собственное  уничижение.  "А
похочешь нашей к себе любви и дружбы большей, - писал ей царь, - и  ты  б  о
том себе помыслила и учинила, которым делом тебе к нам любовь своя умножити.
А чтоб еси велела к нам своим людем привозити доспеху и  ратного  оружья,  и
меди, и олова, и свинцу, и серы горячей на продажу".
     Елисавета исполняла последнее желание, присылала и людей, нужных  царю.
Приславши к нему медика Роберта Якоби, аптекарей и цирюльников, Елисавета  в
письме своем старалась показать, какое важное пожертвование сделала она этим
для царя, писала, что Якоби нужен был ей самой, аптекарей же  и  цирюльников