становиться и сколько на кого положить оброку - все это нам отписать,  и  мы
об этом указ свой учиним. Льготы на землю тахчеев и на Тобол-реку с  другими
реками и озерами до вершин, на пашни, дали мы на 20 лет: в эти годы  пришлые
люди не платят никакой дани. Которые остяки, вогуличи и югричи от сибирского
салтана отстанут, а начнут нам дань давать, тех людей  с  данью  посылать  к
нашей казне самих. Остяков, вогуличей и югричей с  женами  их  и  детьми  от
прихода ратных людей-сибирцев беречь Якову и Григорью у своих  крепостей,  а
на сибирского салтана Якову и Григорыо  собирать  охочих  людей  -  остяков,
вогуличей, югричей, самоедов  -и  посылать  их  воевать  вместе  с  наемными
козаками и с нарядом, брать сибирцев в плен  и  в  дань  за  нас  приводить.
Станут к Якову и Григорью в те новые места приходить торговые люди бухарцы и
киргизы и из других земель с  лошадьми  и  со  всякими  товарами,  в  Москву
которые  не  ходят,  то  торговать  им  у  них  всякими   товарами   вольно,
беспошлинно. Также пожаловали мы Якова и Григорья: на Иртыше, и на Оби, и на
других реках, где пригодится, для  обереганья  и  охочим  людям  для  отдыха
строить крепости, держать сторожей с огненным нарядом, ловить рыбу  и  зверя
безоброчно до  исхода  урочных  двадцати  лет".  Таким  образом,  Строгановы
получили право завести промыслы и за Уралом вместе с необходимым правом  или
обязанностию не только построить острожки для оберегания этих промыслов,  не
только вести оборонительную войну, но  также  и  наступательную  -  посылать
войско на сибирского салтана, брать сибирцев в плен и в  дань  приводить  за
царя; эта наступательная война была необходима: за Уралом, прежде чем  взять
землю в свое владение, завести на пей промыслы, надобно было ее очистить  от
сибирского салтана,  который  считал  ее  своею  собственностию.  Строгановы
обязывались вести эту войну на свой счет, должны были иметь свое войско;  из
кого же могли они составить его? На охочих инородцев -  остяков,  вогуличей,
югричей, самоедов - была плохая надежда; мирные  промышленники  нуждались  в
передовых людях колонизации, которые вовсе не  имеют  мирного  промышленного
характера, нуждались  в  отыскивателях  путей,  новых  землиц,  нуждались  в
козаках.
     Мы видели уже, как вследствие географического положения древней России,
открытости  границ  со  всех  сторон,  соприкосновенности  их  с  степями  и
пустынными пространствами, как вследствие одного из  господствующих  явлений
древней русской  жизни  -  колонизации  -  общество  должно  было  постоянно
выделять из себя  толпы  людей,  искавших  приволья  в  степи,  составлявших
передовые дружины колонизации, по имени зависевших от государства,  на  деле
мало обращавших внимания на его  интересы  и  по  первоначальному  характеру
своему,  и  по  одичалости  в  степях,   и   по   безнаказанности,   которая
условливалась  отдаленностию  от  государства  и  слабостию  последнего.  Мы
видели, что уже при Василии Иоанновиче рязанские козаки хорошо  знали  места
по Дону; при  сыне  Василия  они  здесь  утверждаются,  принимают  от  места
название донских и становятся страшны ногаям, крымцам,  азовцам.  На  жалобы
одного ногайского мурзы, что русские козаки  грабят  его  людей,  московское
правительство отвечало: "Вам гораздо ведомо: лихих людей где  нет?  На  поле
ходят козаки многие, казанцы, азовцы, крымцы и иные  баловни  козаки;  и  из
наших украйн, с ними же смешавшись, ходят; и те люди как вам тати, так и нам
тати и разбойники; на лихо никто их не учит; а учинив какое-нибудь лихо, они
разъезжаются по своим землям".  Не  из  одних,  впрочем,  жителей  Рязанской
области составлялись толпы донских казаков: на Дон шли и  севруки  -  жители
Северной Украйны,  подобно  рязанцам,  издавна  славившиеся  своею  отвагою.
Ногайский князь Юсуф писал в Москву в 1549 году: "Наши люди ходили в  Москву
с торгом, и, как шли назад, ваши козаки и севруки, которые на Дону стоят, их
побили". Видим, что козаки городовые, находившиеся  под  ближайшим  надзором
государства, сделавши что-нибудь противное его интересам,  уходили  на  Дон;
так, путивльские козаки, замешанные в деле о грабеже крымского гонца,  Левон
Бут с товарищами, сказывали: было их на поле шесть человек  и  весновали  на
Донце, потом пошли было в Путивль, но на Муравском шляху встретились с  ними
черкасские (малороссийские) козаки, 90 человек, взяли их с собою и крымского
гонца пограбили; после грабежа Левон Бут сам-четверт  пришел  в  Путивль,  а
двое товарищей его отстали, пошли на Дон. Русский  гонец  доносил:  "Шли  мы
Волгою из Казани в Астрахань, и, как поравнялись с Иргызским устьем,  пришел
на нас в стругах князь Василий Мещерский да козак Личюга Хромой, путивлец, и
взяли у нас судно царя Ямгурчея; я у них просил его назад, но они мне его не
отдали и меня позорили". На жалобы Юсуфа ногайского царь отвечал опять: "Эти
разбойники живут на Дону без нашего ведома,  от  нас  бегают.  Мы  и  прежде
посылали не один раз, чтоб их переловить, по люди паши добыть их  не  могут.
Мы и теперь посылаем добывать этих  разбойников,  и,  которых  добудем,  тех
казним. А вы бы от себя велели их добывать и, переловивши, к нам  присылали.
А гости ваши дорогою береглись бы сами, потому что  сам  знаешь  хорошо:  на
поле всегда всяких людей много из разных государств. И этих людей кому можно
знать? Кто ограбит, тот имени своего не скажет. А нам гостей наших  на  поле
беречь нельзя, бережем и  жалуем  их  в  своих  государствах".  Но  Юсуф  не
переставал жаловаться. "Холопы твои, - писал он царю, - какой-то  Сары-Азман
слывет, с товарищами, на Дону в трех и четырех  местах  города  поделали  да
наших послов и людей  стерегут  и  разбивают.  Какая  же  это  твоя  дружба!
Захочешь с нами дружбы и братства, то ты этих своих холопей  оттуда  сведи".
Мы видели, как султан жаловался на  донских  козаков,  приписывал  им  такие
подвиги, о которых из других  источников  мы  не  знаем,  например  что  они
Перекоп воевали, Астрахань взяли. Вражда  была  постоянная  между  азовскими
турецкими козаками и донскими  русскими:  московский  посол  Нагой  писал  к
государю, что ему нельзя послать вести в Москву, "потому что азовские козаки
с твоими государевыми козаками не в миру".  Козаки  были  нужны  московскому
правительству в этих пустынных странах не для одного противодействия  хищным
азиатцам: отпуская в Константинополь посла Новосильцева через Рыльск и Азов,
государь велел послать проводить его до  донских  зимовищ  донского  атамана
Мишку Черкашенина (прозвание это показывает, что  Мишка  был  малороссийский
козак), а с ним его прибору  атаманов  и  козаков  50  человек.  Новосильцев
должен был донским атаманам и козакам говорить государевым словом, чтоб  они
государю послужили, его,  посла,  в  государевых  делах  слушали.  На  Донец
Северский атаманам и козакам, всем без отмены, послана была царская грамота,
чтоб они Новосильцева слушались во всех государевых делах, ходили  бы,  куда
станет посылать. "Тем бы вы нам послужили, - писал царь, - а мы вас за  вашу
службу жаловать хотим". Как важна была помощь козаков в степи русским послам
и к какой жизни должны были привыкнуть здесь козаки, всего  лучше  видно  из
донесений послов о их многотрудном пути.  Новосильцев,  например,  писал  из
Рыльска от 10 марта: "Снега на поле очень велики и осеренило их  с  великого
мясоеда, отчего с лошадьми идти  вперед  нельзя,  серень  не  поднимает:  мы
думаем взять салазки, а сами пойдем на  ртах  к  Северскому  Донцу.  Мишкина
прибора козак поместный Сила Нозрунов на твою государеву  службу  не  пошел,
воротился из Рыльска к себе в вотчину Рыльскую".  Потом  Новосильцев  писал: