к наместнику о пропуске этих  пленных;  но  наместник  задержал  из  них  17
человек пленных литовцев и немцев, да женщину, которая сказывается  русскою,
потому что в пропускной грамоте эти  15  человек  не  написаны.  Гонцы  твои
сделали нехорошо,  что  вели  полон  лишний,  грамоты  нашей  пропускной  не
взявши". Ногаи также покупали пленных в Москве; царь писал к князю  Измаилу:
"Твоему человеку дали мы 50 рублей покупать что тебе нужно, и полон немецкий
покупать позволили ему, сколько тебе надобно".
   Но если татары накупали много пленных литовцев или немцев в Москве, то, с
другой стороны, во время нападений своих на области московские они  выводили
много русских пленных. О состоянии этих несчастных  в  Крыму  до  нас  дошло
современное известие  литовца  Михалона:  "Корабли,  приходящие  к  крымским
татарам часто из-за моря, из Азии, привозят им оружие, одежды и  лошадей,  а
отходят от них нагруженные рабами. И все  их  рынки  знамениты  только  этим
товаром, который у них всегда под руками и для продажи, и для залога, и  для
подарков, и всякий из них, по крайней мере имеющий коня, даже если на  самом
деле нет у него  раба,  но,  предполагая  что  может  достать  их  известное
количество,  обещает  по  контракту  кредиторам  своим  в  положенный   срок
заплатить за одежду, оружие и живых коней живыми же, но не конями, а людьми,
и притом нашей крови. И эти обещания исполняются в точности,  как  будто  бы
наши люди были у них всегда на задворьях. Поэтому один еврей,  меняла,  видя
беспрестанно бесчисленное множество привозимых в  Тавриду  пленников  наших,
спрашивал у нас, остаются ли еще люди в наших  сторонах  или  нет  и  откуда
такое их множество? Так всегда имеют  они  в  запасе  рабов  не  только  для
торговли с другими народами, но и для потехи своей дома и для удовлетворения
своим наклонностям к жестокости. Те, которые посильнее из  этих  несчастных,
часто, если не делаются кастратами, то  клеймятся  на  лбу  и  на  щеках  и,
связанные или скованные, мучатся днем на работе, ночью в темницах,  и  жизнь
их поддерживается  небольшим  количеством  пищи,  состоящей  в  мясе  дохлых
животных, покрытом червями, отвратительном даже для собак. Женщины,  которые
понежнее, держатся иначе; некоторые должны увеселять на  пирах,  если  умеют
петь или играть. Красивые женщины, принадлежащие к более  благородной  крови
нашего племени, отводятся к хану. Когда рабов выводят на продажу,  то  ведут
их на площадь гуськом, целыми десятками, прикованных друг к другу около шеи,
и продают такими десятками с аукциона, причем аукционер кричит  громко,  что
это рабы самые новые, простые, не хитры, только что  привезенные  из  народа
королевского, а не московского; московское же племя считается у них дешевым,
как коварное и обманчивое. Этот товар ценится в Тавриде с большим знанием  и
покупается дорого иностранными купцами  для  продажи  по  цене  еще  большей
отдаленным пародам".
   По известию того же Михалона, христианские пленники, увозимые из  Тавриды
в далекие страны, всего более горевали о том, что будут  удалены  от  храмов
божиих. Отсюда выкуп пленных христиан из рук татарских  сделался  необходимо
священною, религиозною обязанностью и из дела частного милосердия  обращался
в дело государственное, ибо правительство имело средства  удовлетворительнее
распоряжаться выкупом. Под 1535 годом летописец говорит, что  великий  князь
Иван Васильевич и мать его Елена  прислали  к  новгородскому  владыке  такую
грамоту: "Приходили в прежние годы татары на государеву Украйну, и, по нашим
грехам, взяли в плен детей боярских, мужей, жен  и  девиц;  господь  бог  не
презрел своего создания, не допустил православных жить между иноплеменниками
и умягчил сердца последних: они возвратили пленных,  но  просят  у  государя
серебра. Князь великий велел своим  боярам  давать  серебро,  приказывает  и
богомольцу  своему,  владыке  Макарию,  собрать  со  всех  монастырей  своей
архиепископии, по обежному счету, семь сот рублей".  Макарий  велел  собрать
эти деньги как можно скорее, помянув слово господне: "Аще злато предадим,  в
того место обрящем другое, а за душу человеческую несть что измены дати". Мы
видели, какое распоряжение  относительно  выкупа  пленных  было  сделано  на
соборе 1551 года.  Выкуп  пленных  сделался  очень  выгодным  промыслом  для
крымских гонцов; московские послы жаловались в Крыму: "Гонцы крымские  ездят
не для государского дела, гонечество покупают у князей и мурз  и  ездят  для
своих долгов: покупают пленных в Крыму дешево, а берут на них кабалы  не  по
государеву уложенью, во многих деньгах, не по ихнему отечеству".  В  наказе,
данном отправлявшемуся в Крым послом  князю  Мосальскому,  говорится:  "Если
крымские  князья  и  гонцы,  приезжавшие  в  Москву,  станут  говорить,  что
приводили они с собою выкупленных пленников,  а  на  Москве  деньги  за  них
давали не сполна, - то отвечать, что они выкупали детей боярских молодых  не
по их отечеству; выкупали также  козаков  и  боярских  людей;  которые  дети
боярские взяты в боях, за тех государь давал окуп, кто чего стоит. Это  дело
торговое: в чем есть прибыток, тем и торгуют; а государю нашему не по  цене,
чего кто не стоит, вперед не платить; казначеи  и  дьяки  государевы  гонцам
вашим не раз говаривали, чтобы они покупали  по  цене,  кто  чего  стоит,  а
лишней безмерной цены  не  писали.  Теперь,  какие  кабалы  у  гонцов  были,
государь наш много денег дать велел, чего кто и не стоит, потому что  хан  и
калга об этом писали, а вперед пусть пленных выкупают кто чего  стоит".  Сам
царь писал хану: "Вперед если твои гонцы захотят выкупать пленных, то  пусть
выкупают, разведывая, кто чего стоит, и расспрашивая наших  послов;  а  если
ваши послы и гонцы вперед приведут выкупленных  пленников,  а  нашего  посла
поруки и кабалы о них не будет, то мы будем таких пленных отдавать назад;  а
которого пленника наш посол выкупит, давши на себя кабалу,  за  того  платеж
будет без убавки".
   Что касается состояния нравов и  обычаев  в  Московском  государстве,  то
нельзя думать, чтоб царствование Грозного  могло  действовать  на  смягчение
нравов, на введение лучших обычаев. Явление  Грозного,  условливаясь,  между
прочим, состоянием современных нравов, в свою очередь вредно действовало  на
последние,  приучая  к  жестокостям  и  насилиям,  к   презрению   жизни   и
благосостоянию ближнего. Церковь вооружалась против скоморохов  и  медвежьих
поводчиков за их безнравственное поведение, монастыри предписывали  выбивать
их из своих  владений;  но  Иоанн  показывал  пример  пристрастия  к  грубым
забавам, доставляемым медведями и скоморохами;  Иоанн  любил  травить  людей
медведями: слуги подражали господину. Вот  что  рассказывает  летописец  под
1572 годом: на Софийской стороне, в земщине,  Суббота  Осетр  бил  до  крови
дьяка Данила Бартенева и медведем его драл, и в избе дьяк  был  с  медведем;
подьячие из избы сверху метались  вон  из  окон;  на  дьяке  медведь  платье
изодрал, и в одном кафтане понесли его на подворье. В это время в  Новгороде
и по всем городам и волостям на государя брали  веселых  людей  и  медведей,
отсылали на государя; Суббота поехал из Новгорода на подводах с скоморохами,
и медведей повезли с собою на подводах в Москву. Для опричников, как  видно,
не было ничего святого: так, во время  государева  разгрома  в  Новгородской
волости они разломали гроб чудотворца Саввы Вишерского. В посланиях пастырей
церкви встречаем указание на распространение грустного  противоестественного
порока; не повторяем того, что говорят иностранцы. Кроме  того,  государство