все войско стало в одном месте и соблюдало большую осторожность, но  его  не
послушали: одни стали в  поле,  а  другие  -  в  самом  посаде  безо  всякой
осторожности; этим воспользовались русские и шведы, на  рассвете  ударили  и
нанесли полякам сильное поражение. Зборовский  был  принужден  отступить  от
Твери, и Скопин двинулся вперед, как вдруг в 130 верстах от  Москвы  получил
весть, что шедшие за ним иноземцы отказываются служить  под  предлогом,  что
вместо платы за четыре месяца им дали только за два, что русские не  очищают
Корелы, хотя уже прошло одиннадцать условных недель после вступления  шведов
в Россию. Скопин, пославши уговаривать Делагарди возвратиться,  сам  перешел
Волгу под Городнею, чтобы соединиться с ополчениями северных городов,  и  но
левому берегу достиг Колязина, где и остановился. В то время как Зборовский,
соединившись с Сапегою, без всякого успеха приступал к Троицкому  монастырю,
Скопин соединился с северными отрядами и успел выпросить у  Делагарди  около
тысячи человек иностранцев, которые пришли под начальством Христиерна Сомме;
тогда Сапега и Зборовский, опасаясь усиления Скопина, выступили против  него
к Колязину, но потерпели  поражение  на  реке  Жабне  и  удалились  опять  к
Троицкому монастырю.
   Теперь главным делом царя Василия и Скопина было достать как можно больше
денег для уплаты иностранному войску;  они  слали  грамоты  за  грамотами  в
северные города и монастыри с требованием денег на жалованье немецким людям.
Царь Василий писал в Соловецкий монастырь, что "литва и изменники стоят  под
Московским государством долгое время и чинят  утесненье  великое;  и  в  том
многом стоянье из нашей казны служивым людям на жалованье много денег вышло,
а которые монастыри в нашей державе, и у ниx всякая монастырская казна взята
и роздана служилым людям. Что у вас в Соловецком монастыре  денежной  всякой
монастырской казны, или чьи поклажи есть, то вы бы тотчас эту казну прислали
к нам в Москву, и когда  всесильный  бог  над  врагами  победу  подаст  и  с
изменниками и с  ворами  управимся,  то  мыту  монастырскую  казну  исполним
вдвое". Скопин бил  челом  пермским  приказным  людям  в  таких  выражениях:
"Иноземцам, наемным людям найму дать нечего, в государевой казне денег мало,
известно вам самим, что государь в Москве от врагов  сидит  в  осаде  больше
году; что было казны и та раздана ратным людям, которые сидели с государем в
Москве. И вам бы говорить гостям и  торговым  лучшим  и  середним  и  всяким
людям,  чтобы  они  для  покоя  и  христианской  избавы,  чтобы   Московское
государство за наемными деньгами до конца не разорилось, дали на наем ратным
людям денег, сукон, камок, тафты, сколько кому можно; а как,  даст  бог,  от
воров и  от  литовских  людей  Московское  государство  свободно  будет,  то
государь велит те деньги заплатить. Да собрать бы вам с посаду  и  с  уезду,
кроме того кто из воли своей даст, с сохи по пятидесяти  рублей  денег,  для
избавы христианские, немецким и крымским людям на наем. А у  меня  в  полках
дворяне и дети боярские всех городов немецким людям деньги, лошадей и платье
давали не однажды, а в Новгороде митрополит, архимандриты,  игумены,  гости,
посадские и уездные всякие люди деньги, сукна и камки давали им сколько кому
можно". Писали к пермичам и другие города, укоряя их в холодности  к  общему
делу; устюжане писали к ним: "Только от вас к государю и службы,  что  всего
80 человек в Ярославле; а если вы теперь к государю его казны не  отпустите,
и в прибавку денег сбирать не станете, и ратных людей не прибавите,  то  вам
от государя какой милости ждать? А при государе  царе  Иване  Васильевиче  в
походах и на берегу было с вас  по  тысяче  человек.  Вся  Русская  земля  с
государем страдает, да и окольные государства  по  нашей  христианской  вере
поборают и государю помогают: и вам бы, господа, помня  бога,  свои  души  и
крестное целованье,  одноконечно  о  государево  и  о  земском  ратном  деле
порадеть". Пермичи отвечали Скопину, что  обрадовались  божией  помощи,  ему
оказанной, но что требованиям его удовлетворить вполне не могут, потому  что
"сукнами, камками и тафтами у них никто не торгует,  а  собрали  они  девять
сороков соболей, да черную лисицу доброхотного приношения,  что  и  высылают
ему тотчас же, послали собирать с сох по пятидесяти рублей, а сборных  денег
прислать не могут, потому что путь зимний еще не установился". Но соболей  и
лисицу они прислали и не по  зимнему  пути;  отчего  же  не  могли  прислать
сборных денег?
   Не так поступили соловецкие монахи: в два раза  переслали  они  в  Москву
более 17000 нынешних серебряных рублей  и  даже  ложку  серебряную.  Не  так
поступил и Петр Семенович Строганов, как свидетельствует жалованная грамота,
данная ему Шуйским: в ней царь говорит, что "Строганов  против  воров  стоял
крепко, без всякого позыванья, ратных многих людей на царскую службу  против
воров посылал, города от шатости укреплял, да у него же брались  на  царя  в
Москве и по другим городам в ссуду большие деньги для раздачи служилым людям
на жалованье. За такие его службы... царь его  пожаловал,  велел  писать  во
всех грамотах с "вичем"; он сам, дети  его,  племянники,  люди  и  крестьяне
везде освобождались от суда бояр, воевод, дьяков и всяких  приказных  людей,
судит их сам царь или  кому  прикажет;  за  бесчестье  платится  ему  против
московского лучшего человека вдвое, сто руб.;  питье  ему  всякое  про  себя
держать безъявочно, стояльщиков у него во дворах на Москве и по иным городам
русских всяких людей и иноземцев не ставить, летом у него во  дворе  избы  и
мыльни топить вольно; сверх того, с него самого, с сыновей и племянников,  с
его людей и крестьян проезжего мыта, годовщины и мостовщины не брать".
   Плохо помогая деньгами царю московскому, пермичи обнаружили холодность  и
тогда, когда надобно было помочь от воров ближайшим к ним вятчанам. Напрасно
вятчане, устюжане, вычегодцы и Строгановы писали к  ним  не  раз,  чтоб  они
выставили своих ратных людей против воров,  козаков,  стрельцов  и  черемис,
засевших в Котельниче: пермичи обещались и  не  прислали  ратных  людей.  На
неотступные просьбы вятчан они отвечали, что ратные люди  у  них  собраны  и
готовы выступить в поход, но что их смущают  разноречивые  вести  из  Вятки:
пишут им, что изменники очистили Котельнич,  убежали  в  Яренск,  и  воевода
вятский, князь Михайла Ухтомский, распустил всех сборных  людей,  поэтому  и
они, пермичи, своих ратных людей удержали у себя, а  приезжий  сын  боярский
Василий Тырков сказывал, что в Котельниче государевых изменников было  всего
1400 человек, а у князя Ухтомского было ратных людей в сборе 12000. "С таким
собраньем, - писали пермичи в  Вятку,  -  можно  было  бы  над  государевыми
изменниками промыслить всякими мерами; а то нам кажется, что  князь  Михайла
Ухтомский нарочно государевых изменников из  Котельнича  упустил,  да  и  не
послал за ними, а в Яренск из Вятки ездят об одну ночь, татары  каринские  и
Василий  Тырков  с  государевыми  ратными  людьми  у  князя  Ухтомского   на
изменников просились, но князь Михайла их не пустил. И вы  бы,  господа,  на
такую князя Михайла дурость не смотрели, и  ратным  людям  со  всей  Вятской
земли  велели  быть  в  сборе,  тотчас,  больше  прежнего,  чтоб  государевы
изменники на вас украдкою не пришли". Раздосадованные  вятчане  отвечали  на
эту грамоту в таких выражениях: "Вы к нам теперь писали самою глупостью,  да
не только что глупостью, пьянством; видите  над  нами  от  врагов  разоренье
великое, у вас ратные люди в сборе есть, а вы их к Вятке  не  присылаете,  с