то  мы имеем  душу, которая  изменит надеждам  наших мучителей...
Наше  положение может  даже  иметь свою  прелесть... Мы  мученики
бессмертной  славы!..  Миллионы  людей  плачут о  нас,  отечество
вздыхает,  а   слава  надела  траур!..   Мне  недоставало  только
несчастия!..  Если   бы  я   умер  на  троне,   в  облаках  моего
всемогущества, я остался бы загадкой для многих людей; теперь, по
милости несчастья, меня можно судить безошибочно!"

Наполеон выехал из Бриара 18 (6) декабря и переселился в Лонгвуд.
Новое жилище  представляло ему более удобств;  но он встретил там
не менее притеснений от  людей, которым было поручено смотреть за
ним.   Поставили  часовых   под   его  окнами   и  окружили   его
предосторожностями.   Он  приказал   Монтолону  написать   о  них
адмиралу, потому  что не хотел иметь ни  с кем сношений, чтобы не
дать кому-нибудь  повода рассказывать небывальщину и подтверждать
ее словами: "Император сам сказал мне это".

В одну  из прогулок  верхом, в середине декабря,  он вынужден был
сойти с лошади, потому что нельзя было проехать по дурной дороге,
и увяз  в грязи так, что насилу мог  выбраться и не утонуть. "Вот
прескверное приключение! - сказал  он; и потом, когда выбрался из
грязи,  прибавил: -  Если б  мы утонули  здесь, что сказали  бы в
Европе? Дураки стали бы  доказывать, без сомнения, что я поглощен
землей за преступления".

Почти  все англичане,  проезжавшие  в этих  местах, приставали  к
острову Святой Елены, чтобы посмотреть на знаменитого изгнанника.
Наполеон  принимал  их  всегда   с  лаской  и  достоинством.  Они
находили, что он вовсе не похож на портрет, который рисовали им в
продолжение двадцати лет, и  извинялись, что могли верить нелепым
рассказам на  его счет. "Да, -  сказал однажды Наполеон одному из
них,  -  всеми этими  рассказами  обязан я  вашим министрам;  они
наводнили Европу  книжками и пасквилями на  меня. Может быть, они
ответят  в  свое оправдание,  что  печатали  только те  известия,
которые  получали  они  из  самой  Франции;  по  правде,  надобно
сказать,  что люди,  плясавшие  на развалинах  отечества, усердно
помогали им в этом и обильно снабжали их материалами".

Между тем  адмирал с душевным участием  принял жалобы, переданные
ему  Монтолоном.  Он явился  для  объяснения к  Наполеону, и  они
расстались, весьма  довольные друг  другом. Помощник губернатора,
полковник Скельтон,  обходился с  Наполеоном чрезвычайно вежливо.
Император часто приглашал к обеду его и его жену.

1  января 1816  года  вес, последовавшие  за великим  человеком в
изгнание,  соединились для  принесения  ему поздравлений  с Новым
годом.  Наполеон, которому  это  торжество напомнило  о радостных
днях  прежнего всемогущества,  не показал  никому, что в  уме его
происходило сравнение между простым  приемом в Лонгвуде и пышными
аудиенциями  в Тюильри.  Он с  душевной радостью  принял льстецов
несчастья и пригласил их  к семейному завтраку. "Вы теперь ничто,
на конце  света, сказал он им, и  ваше утешение должно состоять в
том, чтобы вы любили друг друга".

Ежедневно около  Лонгвуда бродили  матросы, избегавшие запрещения
подходить к этому дому и втайне от караульных желавшие посмотреть
на изгнанного  героя. "Вот  что значит могущество  воображения, -
говорил Наполеон.  - Как оно сильно  действует на людей! Эти люди
вовсе  не  знают меня,  никогда  меня не  видели, только  слыхали
рассказы обо мне,  а чего они не чувствуют, чего не сделают в мою
пользу?  Та же  странность  повторяется во  всех странах,  во все
года,  во всех  полах!  Вот фанатизм!  Да, воображение  управляет
миром!"

Пространство, по  которому Наполеон мог  прогуливаться верхом, нс
позволяло ему  гулять более  получаса, да и то  скоро вынужден он
был отказаться  от этого  развлечения по многим  причинам. Иногда
английский  офицер обижался,  что его  оставляют позади,  и хотел
вмешиваться  в свиту  императора; иногда какой-нибудь  солдат или
капрал, худо понимавший приказания, прицеливался и хотел стрелять
в него.

Климат и  стеснения скоро оказали влияние  на Наполеона. Здоровье
его ослабевало видимым образом.  Он был не гак крепко сложен, как
все  думали.  По  выражению   одного  из  товарищей  его  ссылки,
"здоровье  его  было  не такое  железное,  как  нравственная его
сила". [1]  Доктор О'Мира,  английский  врач, лечил  его и  успел
заслужить его доверие.

Газеты с  опозданием доставили на остров  Святой Елены известия о
смерти Мюрата,  о восстании  и казни Порлье, о  процессе и гибели
Нея.  Когда  Лас-Каз  прочел  в присутствии  Наполеона  статью  о
трагической  смерти неаполитанского  короля, Наполеон  с живостью
схватил  его  за  руку  и  в  ту же  минуту  сказал:  "Калабрийцы
человеколюбивее, великодушнее тех, которые выслали меня сюда!"

Он нимало не удивился попытке Порлье. "Во время возвращения моего
с  острова Эльбы,  -  сказал он,  - те  самые испанцы,  которые с
ожесточением   восставали   против   моего   вторжения,   которые
прославились  самым  упорным  сопротивлением,  те  самые  испанцы
вступили в  прямые со мной сношения:  они сражались прежде против
меня, как против тирана, а теперь призывали меня, как избавителя.
Они просили у меня  небольшой суммы для своего освобождения и для
начала переворота на полуострове, подобного тому, который я тогда
совершил во Франции. Если б я победил при Ватерлоо, я подал бы им
руку  помощи.  Это  обстоятельство  объясняет мне  теперешнюю  их
попытку. Нет сомнения, что она повторится и еще".

Он находил, что Ней  был так же дурно обвинен, как дурно защищали
его, и сожалел, что с ним не сохранены условия капитуляции. Казнь