маршала  Нея  заслужила   от  падшего  императора  такое  строгое
порицание, какое произнес против Нея впоследствии, в самой палате
пэров, один великий писатель-воин.

Переходя потом к отказу в просьбе госпоже Лавалетт и к бегству ее
мужа,  Наполеон  заметил,  что  Бурбоны  напрасно  действуют  так
неумолимо. "В  залах Парижа,  сказал он, - царствуют  те же самые
страсти,  какими  дышали прежние  клубы;  дворяне действуют,  как
якобинцы...   Зато  наши   француженки   прославляются  душевными
достоинствами: госпожа  Лабедоер едва  не умерла с  горя; супруга
Нея   показала  пример   самой  неустрашимой   преданности;  жена
Лавалетта стала героиней всей Европы".

Наполеон  занимался   не  одной   только  современной  политикой.
Осмотрев  быстрым  и  верным  оком  настоящую  Европу  и  очертив
современное  ее  положение,  он  с  удовольствием  возвращался  к
прошедшему и вызывал на суд свой людей и события, замечательные в
истории,   и  поверял   ее  решения   сильным  своим   разумом  и
несравненным соображением.  В одно  из таких вторжений  в область
древности ему случилось остановиться  на упорной борьбе плебеев и
патрициев древнего  Рима, и он заметил,  что потомство совершенно
ошибается насчет  Гракхов. "История, - сказал  он, - представляет
Гракхов дерзкими  возмутителями и  негодными людьми, а  между тем
она же,  рассказывая подробности, показывает,  что они отличались
некоторыми   добродетелями:   добротой,  бескорыстием,   чистотой
нравов;  а  притом они  были  дети знаменитой  Корнелии, что  для
великих  душ  возбуждает   уже  сильное  предубеждение  в  пользу
Гракхов. Отчего происходит такое заблуждение? Оттого, что таланты
их,  их  превосходные характеры  были  опасны сенаторам,  которые
задушили их и покрыли  стыдом. Историки, принадлежавшие к богатой
римской партии утеснителей, писали о Гракхах в этом же духе.

То же  самое случилось бы и в наше время, -  добавил он, - если б
кто-нибудь вздумал нападать на аристократию и наносить ей удары и
вред.  И теперь  нашлись  бы Гракхи;  и они  были  бы уничтожены,
подобно их предшественникам".

В ту минуту, когда Наполеон произносил эти слова, они исполнялись
на самом  деле во  Франции. Там кровь Лабедоера,  Нея, Шартрана и
Мутона лилась вместе с кровью Брюна и Рамеля.

Наполеон на  острове Святой Елены  не был ли похож  на Гракха? Не
довольствуясь его ссылкой, англичане  чернили его в своих газетах
и пасквилях и распространяли  по Европе оскорбительные известия о
нем, в  которых не было даже тени  правды. Сам он хотел, кажется,
быть подобным  Гракху; но  история никак не  может сравнивать их.
Гракх постоянно следовал к  одной цели и погиб жертвой стремления
своего;  Наполеон  начал  действовать  в духе  Гракха,  но  потом
изменил  свое направление  и погиб  жертвой этой  перемены, через
которую лишился любви народной.

Иногда рассчитывал он,  какие обстоятельства могут отворить двери
его темницы. "Если в  Европе будет тихо, - говорил он, - тогда не
захотят тратить  на нас ни  денег, ни забот и  постараются от нас
отделаться; но до этого  пройдет еще лет пять. Кроме этого случая
и  кроме  неожиданных  обстоятельств,  которых человек  не  может
предвидеть,  я вижу  только  одну возможность  выйти отсюда:  или
народы  призовут меня  на помощь  против утеснителей,  или короли
призовут меня  к себе  на помощь против  взволнованных народов. Я
один могу прекратить эту борьбу, которая уже начинается".

Наполеон, читая декларацию 2 августа, никак не мог объяснить себе
причины ее личным характером союзных монархов.

"Франц, - говорил он, очень набожен, а я его сын!

Александр так добр, и мы так любили друг друга!

Прусский  король...  я  сделал  ему  много зла,  но  мог  сделать
больше...  притом же  прощать обиды  так славно, так  приятно для
сердца...

Всем  этим обязан  я  ненависти английских  министров; но  как же
принц-регент не остановил этой самой необыкновенной злобы?.."

Но  он забывал, что  посягал на  независимость всех держав  и вел
войну со всеми этими монархами для поддержания своих личных выгод
и своей системы, которая клонилась к конечному разорению Англии.

Декларация,  возбудившая  в  нем  такие  воспоминания  о  прежних
отношениях его с союзными монархами, заключалась в нижеследующем:

"Наполеон  Бонапарт во  власти  союзных монархов.  Их величества,
король  великобританский  и  ирландский,  император  австрийский,
император российский и король прусский, по силе трактата, 25 (13)
марта   1815   года   приняли   действительнейшие   меры,   чтобы
предупредить  всякое с  его стороны покушение  против спокойствия
Европы.

Ст.  1.  Державы,  подписавшие  трактат 20  (8)  прошлого  марта,
почитают Наполеона Бонапарта своим пленником.

Ст.   2.   Надзор   за   ним   особенно   вверяется   британскому
правительству, и проч."

Английское правительство, приняв на себя обязанность надзирать за
падшим   императором,   должно   было   сыскать   второстепенного
исполнителя    приговора,   подписанного    союзными   державами.
Английские  министры   Кастельри  и   Батурст,  неумолимые  враги
Наполеона, выбрали Гудсон-Лова.