словами.  Она  сообщала ей сущность христианского учения только тогда, когда
девушка спрашивала ее и просила объяснений.
     Все,  что  окружало  Селену  в  этом  доме,  дышало  миром и любовью, и
ребенок   чувствовал   это,   высказывал   и   своей  собственной  личностью
представлял  ей  первую  цель  для  пробудившегося  в  ней нового страстного
желания сделаться любящим существом.
     Твердая  вера  ребенка,  не  колебавшаяся  ни от каких доводов и мифов,
которые  знала  Селена, потрясла ее и заставила спрашивать у Анны объяснений
насчет справедливости уверений брата.
     Ей  казалось отрадным, что жалкая земная жизнь оканчивается смертью; но
Гелиос заставил ее замолчать, печально спросив ее:
     - Неужели же в тебе нет никакого желания снова увидеть отца и мать?
     Снова увидеть мать!
     Эта  мысль  заставила  и  ее  жаждать  загробной  жизни, и Анна раздула
сверкнувшую в ее душе искру надежды в пламя.
     Селена   видела  и  испытала  много  горя  и  привыкла  называть  богов
жестокими.  Но  Гелиос  говорил  ей, что бог и Спаситель добры и любят людей
как своих детей.
     - Разве  это  не  доброта,  - спросил он ее, - что небесный отец привел
нас к Анне?
     - Да, но нас разлучили друг с другом, - возразила Селена.
     - Пусть,  -  отвечал  ребенок  с  уверенностью,  -  на  небе  мы  опять
встретимся все.
     Селена  осведомлялась о каждой из своих сестер, и Анна описывала ей все
семьи, в которые они были приняты.
     Вдова,  по-видимому,  говорила  правду,  и малютки тоже подтверждали ее
слова  при своих посещениях, но все-таки Селена с трудом верила ее описаниям
жизни в домах ее единоверцев.
     Один  из  великих учителей церкви сказал, что мать христиан должна быть
гордостью  детей,  жена - гордостью мужа, муж и дети - гордостью жены, а бог
- гордостью и славой всех членов дома.
     Когда  Селена  спрашивала  себя,  что  могло бы случиться со всеми ими,
если  бы их отец остался жив и был уволен от должности, ее прямой ум находил
надлежащий ответ на этот вопрос. Их ожидали бы позор и нищета.
     А теперь?
     Любовью,  любовью и снова любовью было проникнуто все, что она видела и
слышала, и, однако же, любовь причинила ей жесточайшие горести.
     Почему  ей  было  суждено  перенести  такие тяжкие испытания из-за того
самого  чувства,  которое украшает жизнь другим? Перенес ли кто такие тяжкие
страдания,  как  она?  Несомненно! Один пылкий юноша ввел ее в заблуждение и
вместо  нее  обещал  осчастливить  ее  сестру. Это было трудно перенести, но
Спаситель,  о  котором  рассказывал  Гелиос,  претерпел  еще  более жестокие
страдания.  Человечество,  для которого он, сын Божий, сошел на землю, чтобы
избавить  его  от  греха  и бедствия, отплатило за это тем, что распяло его.
Она  видела  в  нем  своего  товарища  по  страданию  и  просила  вдову Анну
рассказать о нем.
     Селена  принесла  много  жертв  своим  близким,  и  последний  приход в
мастерскую  навсегда  остался  в  ее памяти; а Христос подвергся поруганию и
пролил кровь за своих. И кто была она в сравнении с ним, сыном Божиим?
     Его  образ  был  мил  ее  сердцу, и она не уставала расспрашивать о его
судьбе,  о  его  словах  и деяниях, и для нее незаметно наступил день, когда
она  оказалась  подготовленной  к тому, чтобы принять с искренним, пламенным
влечением учение Христа.
     Вместе  с верой она приобрела и сознание своей вины, которое было чуждо
ей до сих пор.
     Она  работала из гордости и страха и никогда не трудилась из любви; она
эгоистично  отбросила  от себя священный дар жизни, не задавая себе вопроса,
что  станется  с теми, о которых она была обязана заботиться. Она проклинала
свою  родную сестру, нуждавшуюся в ее помощи и любви, и друга своего детства
Поллукса  и  бесчисленное  множество  раз  осыпала  проклятиями сильных мира
сего.  Все  это  она  горько чувствовала теперь со свойственной ее характеру
серьезностью,  но ее успокаивала весть, что существует некто, искупивший мир
и принимающий на себя грехи каждого кающегося грешника.
     Когда  Селена  высказала вдове свое желание сделаться христианкой, Анна
привела к ней епископа Евмена.
     Он  сам  вызвался  руководить наставлением девушки в вере и нашел в ней
ревностную ученицу.
     Подобно  серому,  засохшему  соцветию,  которое, будучи опущено в воду,
распускается  и  превращается во множество свежих цветков, развернулось и ее
преждевременно    увядшее    сердце.    Она   нетерпеливо   желала   полного
выздоровления,  чтобы,  подобно  Анне,  ухаживать  за больными и показать на
деле ту любовь, которой Христос требует от своих верных.
     В  новой  вере  ее  в  особенности  радовало  то,  что эта вера обещала
блаженство  не богачам, а кающимся и жаждущим прощения, несчастным, бедным и
страждущим,  на  которых  она  смотрела как на людей, принадлежащих как бы к
одному с ней семейству.
     Ее   энергичная  натура  не  довольствовалась  добрыми  намерениями,  а
стремилась   осуществить   их   на  деле.  В  Безе  она  могла  начать  свою
деятельность   вместе   с   Анной,  и  эта  мысль  облегчала  ей  разлуку  с
Александрией.
     Попутный  ветер,  дувший  к  югу,  благополучно принес путников к месту
назначения.
     Через  два дня после их отплытия Антиной снова пробрался в сад Павлины.
Он подошел к домику Анны, но напрасно искал глазами Марию.
     Путь был свободен.
     Отсутствие Марии должно было обрадовать его, но он встревожился.
     Его  сердце  сильно  билось;  он  думал,  что,  может быть, ему удастся
сегодня застать Селену одну.
     Не  постучавшись,  он  отворил  дверь,  но не решился переступить через
порог, потому что в первой комнате стоял какой-то незнакомый мужчина.
     Это  был  столяр-христианин,  семейству  которого  Павлина предоставила
домик. Он спросил Антиноя, что ему нужно.
     - Дома ли госпожа Анна? - пробормотал вифинец.
     - Не живет больше здесь.
     - А ее приемная дочь, Селена?
     - Отправилась  вместе  с  нею  в  Верхний  Египет.  У  тебя есть до них
какое-нибудь дело?
     - Нет, - ответил юноша в смущении. - Когда они уехали?
     - Третьего дня.
     - И не вернутся?