было для него необычно и ново:  и могучий чернобородый атаман, и добры
молодцы есаулы,  дымящие трубками,  и сказы повольников о  походах  да
богатырских сражениях. Первушка хмелел без вина.
     - Любо ли с нами,  сынко?  - обнимая Первушку за плечи, спрашивал
Иван Гаруня, не переставая любоваться своим чадом.
     - Любо,  батяня!  - счастливо восклицал Первушка,  готовый обнять
всех на свете.
     Плыл Болотников скрытно и сторожко:  не хотелось  раньше  времени
вспугнуть  купеческие караваны.  По левому степному берегу ускакали на
десяток верст вперед казачьи дозоры.  В случае чего они упредят войско
о торговых судах и стрелецких заставах.
     На челнах плыли триста казаков, остальное войско ехало берегом на
конях. Еще в острожке Болотников высказывал есаулам:
     - Добро бы прийти на Луку на челнах и конно.  Без коня  казак  не
казак.
     - Вестимо,  батько,  - кивали есаулы.  - Не век  же  мы  на  Луке
пробудем. Поди, к зиме в степь вернемся.
     - Поглядим, други. Придется двум сотням вновь по Скрытие плыть.
     - И  сплаваем,  батька.  Вспять-то легче,  течение понесет,  да и
челны будут рядом, - молвил Нечайка.
     Однако плыть  конно  по  Скрытне  не пришлось:  выручил Первушка.
Сидел как-то с ним на бережку дед Гаруня и рассуждал:
     - Ловко  же вы упрятались.  Ни пройти,  ни проехать,  ни ногой не
ступить. Чай, видел, как мы пробирались?
     - Видел, - кивнул Первушка и чему-то затаенно усмехнулся.
     - Атаман наш триста коней мужикам пожаловал,  - продолжал Гаруня.
Живи  не  тужи.  А  вот на остальных сызнова по завертям поплывем,  на
челны-то все не уйдут.  А речонка  лютая,  того  и  гляди,  угодишь  к
водяному.
     Первушка призадумался.  Он долго молчал,  а  затем  повернулся  к
отцу, порываясь что-то сказать, но так и не вымолвил ни слова.
     - Чего мечешься, сынко? Иль раздумал в казаки идти?
     - И  вовсе  нет,  батяня,  - горячо отозвался Первушка.  - Отныне
никто меня не удержит,  как на крыльях  за  тобой  полечу.  Иное  хочу
молвить, да вот язык не ворочается... Страшно то поведать, зазорно.
     - Аль  какая  зазнобушка  присушила?  Так  выбирай,  сынко.  Либо
казаковать, либо с девкой тешиться.
     - Нет у меня зазнобы,  батяня...  Вот ты за казаков пасешься, кои
по речке с конями поплывут.
     - Пасусь, сынко.
     - А можно... можно, батяня, и посуху пройти.
     - Уж не на ковре ли самолете?  Да где  ж  тут  у  вас  посуху?  -
усомнился Гаруня.
     - От крепости в лес  есть  потаенная  тропа,  -  решился  наконец
Первушка. - Выведет к самой Волге.
     - Любо, сынко! - возрадовался Гаруня. - Чего ж ране не поведал?
     - Нельзя  о  том сказывать,  батеня.  Так мир порешил.  Ежели кто
чужому потаенную тропу выдаст, тому смерть.
     - Круто же ваш круг установил.
     - А иначе нельзя,  батяня. То тропа спасения. Поганый ли сунется,
люди  ли  государевы,  а  мужиков  наших  не достать.  Тропа и к Волге
выведет, и в лесу упрячет. Там у нас, на случай беды, землянки нарыты.
Не одно налетье можно высидеть. И зверя вдоволь, и угодья бортные.
     - Вон как... А все ж проведешь, сынко?
     - Проведу,  батяня.  Но возврата мне не будет - мир сказнит.  Так
что навсегда с селянами распрощаюсь. С тобой пойду.
     Крепко обнял сына Иван Гаруня и повел к атаману.
     На другое утро Первушка вывел конный  отряд  к  Волге.  Затем  он
долго и молчаливо расставался с родимой сторонушкой.
     "Простите, мужики,  - крестился Первушка на сумрачный лес.  -  Не
хотел  вам зла-корысти.  Знать,  уж так бог повелел,  чтоб мне с земли
родной сойти да белый  свет  поглядеть.  Прощайте,  сельчане.  Прощай,
Скрытня-река!"
     Положил Первушка горсть земли в ладанку,  низко поклонился лесу и
пошагал к казакам.
     - Да ты не горюй,  парень.  О заветной тропке никому не скажем, -
ободрил Нечайка.
     - Тропки не будет. Завалят ее мужики да новую прорубят.

     На крутояре показался конный дозор. Казаки замахали шапками.
     - С какой-то вестью,  - поднялся на нос струга Болотников. - А ну
греби, други, к берегу!
     Челн атамана приблизился к крутояру. Казаки наверху закричали:
     - С ногаями столкнулись,  батька!  Отбили отару баранов да  косяк
лошадей! Ноне с мясом будем!
     - Много ли донцов потеряли?
     - Шестерых, батька!
     Казаки на челнах сняли шапки.
     - Надо бы мясо на челны, батька!
     - Добро. Яр кончится - спускайтесь к челнам!
     Свыше тысячи   баранов  притащили  казаки  к  берегу.  Их  тотчас
разделали,  присолили и перетащили на струги.  Солью запаслись  еще  в
острожке. Мужики, обрадовавшись лошадям, позвали казаков на варницу.
     - Соли у  нас  довольно,  век  не  приесть.  Берите,  сколь  душа
пожелает.
     И вот мужичий дар крепко сгодился.
     Часть мяса  разрезали  на  тонкие  ломтики  и выставили на солнце
сушить да вялить. Казаки ожили, довольно гудели.
     - Ноне заживем, братцы. Это те не рыба.
     Болотников же  был  вдвойне  доволен:  казаки  отбили  у  поганых
ногайских лошадей. Теперь опять все войско будет на конях.
     На четвертый день завиднелись Жигулевские горы.
     - Ну,  слава  богу,  знать,  доплыли,  - размашисто перекрестился
Болотников,  жадно  всматриваясь  в  окутанные  синей  дымкой  высокие
вершины.  Сколь дней, сколь ночей пробирались донцы к грозным волжским
утесам, и вот пристанище удалой повольницы рядом.
     - Ко мне, есаулы!
     Мирон Нагиба,  Васюта Шестак,  Нечайка Бобыль,  Степан Нетяга  да
казак-собинка Иван Гаруня расселись вокруг атамана.
     - Где вставать будем,  други? Жигули обогнем или тут, под горами,