- Слаб Назарий.  Все его били,  а он терпел.  Нет, я волю свою на
молитвы и вериги не променяю.  Нельзя нам,  друже,  со  смирением  под
господским кнутом ходить.
     - Вот ты каков,  - хмыкнул Васюта,  - старцу об этом не сказывай.
Обидишь Назария.
     Иванка ничего ему не ответил, но после вступил с Назарием в спор.
     - А что же ты,  старче,  обидчику своему простил? Он девушку твою
осрамил,  из пистоля тебя поранил,  а ты за его злодеяния - в чернецы.
Пошто смирился?
     - Не простил,  сыне. Но божия заповедь глаголит - не убий. Все от
господа, и я покорился его повелению.
     - Покориться злу и неправде?
     - Зло  не  от бога - от темноты людской.  Ежели бы все ведали и с
молитвой выполняли божии заповеди, то не стало бы зла и насилия, а все
люди были братьями.
     - Но когда то будет?
     - Не ведаю,  сыне,  - глухо отозвался скитник.  - Поди,  никогда.
Человек греховен, властолюбив и злокорыстен.
     - Вот видишь,  старче!  А ты призываешь к смирению.  Но ужель всю
жизнь уповать на одну молитву?
     - Токмо в службе создателю спасение человека.
     - А богатеи пусть насилуют и отправляют на плаху?
     - Они покаются в своих грехах, но кары божией им не миновать.
     - Да что нам от их покаяния!  Возрадоваться каре  божьей  на  том
свете? Не велика утеха. Нам радость здесь нужна, на земле.
     - В чем радость свою видишь, сыне?
     - Чтоб  вольным быть,  старче.  И чтоб ниву пахать на себя,  а не
боярину.  И чтоб не было сирых и убогих.  В том вижу радость, Назарий.
Ты же в пустынь призываешь. Худо то, старче, худо терпение твое.
     - Но что может раб пред господином?
     - Многое, старче!
     Болотников поднялся,  шагнул к отшельнику,  в глазах его  блеснул
огонь.
     - Господ - горсть,  а мужиков да холопов  полна  Русь.  Вот  кабы
поднять тяглецов да ударить по боярам.  Тут им и конец, и пойдет тогда
жизнь вольготная, без обид и притеснений.
     - Побить бояр?..  Христианину поднять меч на христианина? Пролить
реки крови?
     - Так, Назарий! Поднять меч и побить. Иначе - неволя.
     Отшельник истово закрестился.
     - Предерзок ты,  сыне. Крамолен. Имей в сердце страх божий, не то
попадешь под гнев всемогущего.  Дьявол в тебя  вселился.  Молись  царю
небесному  и  знай,  как  многомилостив человеколюбец бог.  Мы,  люди,
грешны и смертны,  а ежели кто нам  сделает  зло,  то  мы  готовы  его
истребить  и  кровь пролить.  Господь же наш,  владыка жизни и смерти,
терпит грехи наши,  в которых мы погрязли, но он показал, как победить
врага нашего - дьявола.  Тремя добрыми делами можно от него избавиться
и одолеть его: покаянием, терпением, милостыней...
     - Не хочу! Не хочу безропотно боярские обиды сносить! - выкрикнул
Болотников, и кровь прилила к его щекам.
     Скитник стукнул посохом.
     - Закинь гордыню, чадо! Никогда зло не приносило добра, а насилие
породит  лишь  новые  злодеяния.  Так  богом  создано,  чтоб жил раб и
господин,  жил с Христом в душе и без кровопролитий.  Иного не будет в
этом мире. То гиль и безбожие.
     - Будет, старче! Будет сермяжная Русь вольной! Не все властвовать
боярам. Сметет их народ в твое змеиное болото.
     - Замолчи, молодший! Не гневи бога!
     - Бог твой лишь к господам милостив, а на мужика-смерда он сквозь
боярское решето взирает.
     - Не богохульствуй! Сгинь с очей моих! Не оскверняй сей обители.

ГЛАВА 8
                            ХРИСТОВЫ ОНУЧИ

     Весь день и всю длинную ночь, отказавшись от трапезы, облачившись
в тяжкую власяницу,  старец молился. (Власяница - грубая одежда в виде
длинной рубашки из верблюжьей или какой-либо  другой  шерсти,  которую
носили аскеты на голом теле.)
    Иванка лежал в сенцах; по кровле тихо сеял дождь, навевая покой и
дрему, на сон долго не приходил: голову будоражили мысли.
     "Русь не боярином - народом сильна.  Не мужик ли  от  татар  Русь
защитил?  Кто  с  Мамаем на Куликовом поле ратоборствовал?  Все тот же
пахарь да слобожанин.  А старец - не убий, не поднимай меча, смирись и
терпи.  Худо речешь,  Назарий,  изверился ты в народе,  в силе его. Да
ежели народную рать собрать и вольное слово кликнуть - конец  боярским
неправдам..."
     Из-за неплотно прикрытой двери невнятно доносилось:
     - Прости его,  господи...  Млад,  неразумен...  Дьявол смущает...
Тяжек  грех,  но  ты  ж  милостив,  владыка  небесный...  Прости  раба
дерзкого. Наставь его, господи!..
     "Старец о душе моей печется.  Не будет в  сердце  моем  покаяния.
Никогда  не  смирюсь!  Скорее бы в Дикое Поле.  Там простор и братство
вольное".
     Поутру чинили с Васютой кровлю.  Старец же,  казалось, не замечал
стука топора он отрешенно лежал на лавке и  что-то  скорбно  бормотал,
поглаживая высохшей рукой длинную бороду.
     На другой день,  как и предсказывал Назарий,  дождь  кончился,  и
сквозь  поредевшие тучи проглядывало солнце.  Подновив кровлю,  Иванка
вошел в избушку.
     - Спасибо тебе за приют, Назарий. Пора нам.
     - Провожу,  чада, - согласно мотнул головой отшельник. Взял посох
и  повел  к болоту.  Когда вышли на сухмень,  скитник указал в сторону
бора.
     - Зрите ли ель высоку? Вон та, на холме?
     - Зрим, старче.
     - К  ней  и ступайте.  А как дойдете,  поверните от древа вправо.
Минуете с полверсты - и предстанет вам дорога. На закат пойдете - то к
царевой Москве, на восход - к Ярославу городу... А теперь благословляю
вас. Да храни вас господь, молодшие.