- Изба добрая, да не мной ставлена. Раньше тут бортник жил. Медом
промышлял,  вот и разбогател малость.  Дочь моя за его  сыном  Михеем.
Отец летось помер,  а Михейку владыка к себе забрал. Меды ему готовит.
И Фимка с ним...  А моя избенка вон у  того  овражка.  Вишь,  в  землю
вросла?
     - Выходит,  зятек к себе пустил?  -  с  улыбкой  спросил  Васюта,
подвязывая оборками лаптей распустившуюся онучу.
     - Впустил покуда.  А че двору пустовать?  Да и не жаль ему  избы.
Вон их сколь сиротинок. Почитай, полдеревни в бегах. Заходи и живи.
     - А ежели владыка нового мужика посадит?
     - Где его взять мужика-то?  - с откровенным удивлением повернулся
к Васюте Сидорка.  - Это в  старые  времена  мужик  в  деревеньках  не
переводился.  Сойдет  кто  в Юрьев день - и тут же в его избенку новый
пахарь.  А ноне худое время,  мужик был да вышел.  Безлюдье,  бежит от
господ пахарь.  В Андреевке,  деревенька в двух верстах,  сродник жил.
Ходил к нему намедни.  А там сидят и решетом воду меряют.  Ни  единого
мужика, как ветром сдуло. Э-хе-хе!
     Сидорка протяжно вздохнул,  сдвинул колпак на глаза  и  пригласил
парней  в  избу.  Изба  была  полна-полнешенька  ребятишек  - чумазых,
оборванных.  Тускло  горела  лучина,  сумеречно  освещая   закопченные
бревенчатые стены,  киот с ликом Божьей матери,  щербатый стол,  лавки
вдоль стен, лохань в углу да кадь с водой.
     Ближе к светцу, за прялкой, сидела хозяйка с испитым, изможденным
лицом;  на ней - старенький заплатанный сарафан,  темный убрус, плотно
закрывающий волосы, на ногах лапти-постолики.
     В простенке на лавке дремал старичок в убогом исподнем; по рубахе
его  ползали  тараканы,  но  старик,  скрестив руки на груди,  покойно
похрапывал, топорща седую патлатую бороду...
     Иванка и Васюта поздоровались; хозяйка молча кивнула и продолжала
сучить пеньковую нитку.  Ребятишки,  перестав возиться,  уставились на
вошедших.
     - Присаживайтесь,  - сказал Сидорка и кивнул  хозяйке.  -  Собери
вечерять.
     Хозяйка отложила пряжу  и  шагнула  к  печи.  Поставила  на  стол
похлебку  с  сушеными  грибами,  горшок  с  вареным горохом,  горшок с
киселем овсяным да яндову с квасом, положила по малой горбушке черного
хлеба, скорее похожего на глину.
     - Не обессудьте, мужики. С лебедой хлебушек, - молвил Сидорка.
     - Ситник  у  боярина столе,  - усмехнулся Иванка.  - Князь Андрей
Телятевский собак курями кормил.
     - А  че  им не кормить?  Собаку-то пуще мужика почитают,  - хмуро
изропил Сидорка  и  толкнул  за  плечо  старика.  -  Подымайся,  батя.
Вечерять будем.
     Старик перестал  храпеть,  свесил  ноги   с   лавки,   потянулся,
подслеповато прищурив глаза, посмотрел на зашельцев.
     - Никак, гости у нас, Сидорка?
     - Гости, батя. Заночуют.
     Старик повернулся к божнице, коротко помолился и сел к столу.
     - Далече ли путь, ребятушки?
     - На Дон, отец, - ответил Болотников.
     - Далече...  Вот и наши мужики туды убегли. А и пошто? Поди, хрен
редьки не слаще.
     - Скажешь,  отец. На Дону - ни владык, ни бояр. Живут вольно, без
обид.
     - Ишь ты,  - протянул старик.  Помолчал. В неподвижных глазах его
застыла какая-то напряженная мысль, и Болотникову показалось, что этот
убеленный сединой дед с чем-то не согласен.
     - А как же своя землица,  детинушка?  Нешто ей впусте лежать? Ну,
подадимся  в  бега,  села  покинем.  А  кто ж тут будет?  На кого Русь
оставим, коль все на Украину сойдем?
     - На  кого?  - переспросил Болотников и надолго замолчал.  Вопрос
старика был мудрен,  и что-то тревожное закралось в душу.  А ведь  все
было  ясно  и просто:  на Руси боярские неправды,  они хуже неволи,  и
чтобы избавиться от них,  надо бежать в Поле...  Но как же сама  Русь?
Что  будет  с ней,  если все уйдут искать лучшую долю в донские степи?
Опустеют города и села, зарастет бурьяном крестьянская нива...
     И это неведение смутило Болотникова.
     - Не знаю, отец, - угрюмо признался он.
     - Вот и я не знаю, - удрученно вздохнул старик.
     Болотников глянул на Сидорку.
     - Уложил бы нас, друже. Уйдем рано.
     Светя фонарем,  Сидорка проводил гостей в  горницу.  В  ней  было
чисто и просторно, от щелястых сосновых стен духовито пахло смолой. На
лавках лежали постилки, набитые сеном.
     - Сюды,  бывает,  Михейка  с  дочкой  наезжает.  По  грибы али по
малину. Вот и ноне жду... Скидай обувку, ребята.
     Глянул на Иванкины лапти, покачал головой.
     - Плохи лаптишки у тебя, паря. Куды в эких по Руси бегать?
     - Ничего, как-нибудь разживусь, - улыбнулся Болотников.
     - Долго ждать, паря. На-ко вот прикинь мои.
     Мужик скинул с себя чуни, хлопнул подошвами и протянул Иванке.
     - А сам без лаптей будешь?
     - Э-ва,  парень,  -  по-доброму  рассмеялся  Сидорка.  -  Деревня
лаптями царя богаче. Бери знай!
     - Ну спасибо тебе,  друже.  Даст бог,  свидимся, - обнял за плечи
мужика Болотников.

ГЛАВА 9
                           ПРОРОЧИЦА ФЕДОРА

     По селу  брела густая толпа баб с длинными распущенными волосами.
Шли с молитвами,  заунывными  песнями,  с  иконами  святой  Параскевы.
Заходили в каждую избу - суровые,  с каменными лицами;  зорко, дотошно
обшаривали дворы, амбары, подклеты.
     Из избенки   Карпушки   Веденеева  выволокли  на  улицу  хозяйку.
Загомонили, засучили руками, уронили женку в лопухи, изодрали сарафан.
Карпушка было заступился, кинулся на баб, но те и его повалили: плюгав
мужичок.
     - Не встревай, нечестивец! - грозно сверкнула черными очами бабья
водильщица - статная,  грудастая,  с плеткой в руке.  - Женка  у  тебя