молодшие.
     Парни переглянулись: калика читал их мысли. Вот тебе и слепец!
     - А  слепец  боле зрячего видит,  - продолжал удивлять старик.  -
Идемте в избу, чать, притомились с дороги.
     - Прозорлив ты, старче, - крутнул головой Болотников.
     Калика не ответил и молча повел парней в избу.  Там было пусто  и
убого,  чадила деревянным маслом лампадка у закопченного образа Спаса.
На столе - глиняный кувшин,  оловянные чарки,  миски с капустой, пучок
зеленого луку.
     - Воскресение седни. Можно и чару пригубить. Садись, молодшие.
     - Спасибо, отец. Как звать-величать прикажешь? - вопросил Иванка.
     - Меня-то? А твое имя хитро ли?
     - Куда как хитро,  - рассмеялся Болотников. - Почитай, проще и не
бывает.
     - Вот и меня зовут Иваном.  Наливай чару,  тезка... А в миру меня
Лапотком кличут.
     - Отчего ж так?
     - Должно быть,  за то,  что  три  воза  лаптей  износил.  Я  ить,
ребятки, всю Русь не единожды оббегал... Давай-кось по малой.
     Лапоток выпил, благодатно крякнул, бороду надвое расправил. Парни
также осушили по чаре.
     - Никак, один отец? - вопросил Иванка.
     - Ой нет, сыне. У меня цела артель. К обедне убрели... Давай-кось
еще по единой.
     Видно, Лапоток  зелену  чару уважал,  но не пьянел.  Сидел прямо,
степенно поглаживая бороду.  Когда кувшин опорожнили, Лапоток поднялся
и пошел в сени.
     - Медовухи принесу.
     Убрел без посоха, не пошатнувшись. Васюта любовно глянул вслед.
     - Здоров, дед!
     - Послушай  меня,  друже.  Я  схожу  в город,  а ты побудь здесь.
Посиди с Лапотком, - сказал Иванка.
     - Вместе пойдем. Ты города не знаешь.
     - Ничего, тут не Москва.
     - В драку не встревай.  Ростовские мужики шебутные, - предупредил
Васюта.
     Иванка вышел   на   улицу.   Пошагал   слободой.  Курные  избенки
прилепились к пыльной,  немощеной дороге.  За каждой избой - огород  с
луком, огурцами и чесноком, темные срубы мыленок.
     Дорога стала  подниматься  к  холму,   на   котором   возвышалась
деревянная   крепость   с  воротами  и  стрельницами.  Дубовые  бревна
почернели от ветхости,  ров  осыпался  и  обмелел;  кое-где  тын  зиял
саженными проломами; осела, накренилась башня с воротами.
     "Худая крепость,  любой ворог осилит. Приведись татарский набег -
пропал город", - покачал головой Болотников, минуя никем не охраняемые
Петровские ворота.
     Затем шел  Ладанной  слободкой.  Здесь  уже избы на подклетах,  с
повалушами и белыми светелками;  каждый двор огорожен тыном. Народ тут
степенный да благочинный:  попы,  монахи,  дьячки, пономари, владычные
служки.
     Чем ближе  к  кремлю,  тем  шумней и многолюдней.  Повсюду возы с
товарами, оружная челядь, стрельцы, нищие, скоморохи.
     Но вот   и   Вечевая   площадь.  Иванка  остановился  и  невольно
залюбовался высоким белокаменным пятиглавым собором.
     "Чуден храм,  -  подумал  он.  - Видно,  знатные мастера ставили.
Воистину люди сказывают:  Василий Блаженный да Успение Богородицы Русь
украшают".
     Торг оглушил  зазывными  выкриками.   Торговали   все:   кузнецы,
бронники, кожевники, гончары, огородники, стрельцы, монахи, крестьяне,
приехавшие из  сел  и  деревенек.  Тут  же  сновали  объезжие  головы,
приставы и земские ярыжки, цирюльники и походячие торговцы с лотками и
коробьями.  (Объезжие головы - выборные посадские люди,  смотревшие за
порядком на улицах.)
     Торговые ряды раскинулись на всю Вечевую площадь. Здесь же, возле
деревянного храма Всемилостивого Спаса,  секли батогами мужика.  Дюжий
рыжебородый кат в алой,  закатанной до локтей  рубахе  бил  мужика  по
обнаженным икрам.
     - За что его? - спросил Иванка.
     - Земскому  старосте задолжал.  Другу неделю на правеже стоит,  -
ответил посадский.  (Правеж  -  править,  взыскать.  Ежедневное  битье
батогами несостоятельного должника, являвшееся средством принуждения к
уплате долга.  Чем больше был долг, тем длиннее срок правежа. В случае
неуплаты  долга  по  истечении  срока правежа должники (за исключением
служилых людей) отдавались в холопы истцу.)
     Подскочил земский ярыжка. Поглазел, захихикал:
     - Зять тестя лупцует, хе-хе. Глянь, православные!
     Ростовцам не в новость, зато набежали зеваки из приезжих.
     - Что плетешь? Какой зять?
     - Обыкновенный.  Не  видишь,  Селивана  потчует.  То Фомка - кат.
Летось Селиванову дочку замуж взял.
     - Да как же это? Негоже тестя бить, - молвил один из мужиков.
     - А ему что. Ишь, зубы скалит. Ай да Фомка, ай да зятек!
Селиван корчился грыз зубами веревку на руках.
     - Полегче,  ирод.  Мочи нет,  - хрипло  выдавил  он,  охая  после
каждого удара.
     - Ниче, тятя. Бог терпел и нам велел, - посмеивался Фомка.
     Иванка пошел торговыми рядами:  калачным, пирожным, москательным,
сапожным, суконным, холщовым... В рыбном ряду остановился, пригляделся
к торговцам. Мужики и парни завалили лотки сушеной, вяленой и копченой
рыбой.  Тут же в дощатых чанах плавал и живец, только что доставленный
с озера: щука, карась, лещ, окунь, язь...
     - Налетай, православные! Рыба коптец, с чаркой под огурец!
     - Пироги из рыбы! Сам бы съел, да деньжонки любы!
     Верткмй, высоченный торговец  ухватил  длинной  рукой  Иванку  за
рубаху.
     - Бери всю кадь. За два алтына отдам. Бери, паря!
     - Где ловил?
     - Как где? - вытаращил глаза торговец. Чать, одно у нас озеро.
     - Но и ловы разные, Поди, под Ростовым сеть закидывал?
     - Ну.