галеры  отошли  к  берегу,  чтобы  пополнить  запасы ядер,  - схитрив,
добавил он.
     - И когда ж они вернутся под стены?
     - Скоро,  мурза,  скоро.  Сегодняшний день запомнит вся Турция. Я
пробью стены и войду с моими янычарами в крепость,  - напыщенно сказал
паша.
     Подождав еще  с  полчаса,  Ахмет  приблизил  к  крепости и другие
галеры. Теперь уже все турецкие пушки ударили по Раздорам.
     Казаки молчали.
     Рязанец едва не плакал:  теперь он не  мог  ответить  янычарам  и
единым  зарядом.  Весь порох засыпали в кожаные мешочки и спрятали под
землю.
     - Ниче,  ниче,  Тереха. Придет и твое время, - успокаивал пушкаря
Федька Берсень.
     - Мочи нет, - тихо вздыхал Рязанец. - Уж скорее бы ночь!
     Но до ночи было еще далеко.  Капычеи, осмелев, били по крепости в
упор.  И  вот  стены не выдержали,  в двух местах появились бреши;  их
завалили камнями и бревнами,  но бреши появлялись все в новых и  новых
местах.   А   вскоре  рухнула  стена  возле  Засечных  ворот.  Капычеи
прекратили пальбу, и в пролом кинулась конница темника Давлета.
     Казаки встретили татар в мечи, сабли и копья, разя крымчаков и их
коней в проломе.  Но ордынцы,  предвкушая скорую победу, яростно лезли
вперед.
     Это был страшный час для  раздорцев.  На  помощь  казакам  пришли
подростки,  старики  и женщины.  Агата и Любава,  нахлобучив на головы
шеломы,  также поднялись на  стены.  Агата  вскоре  очутилась  обок  с
Болотниковым.
     - Ушла бы...  Тяжко тут!  - крикнул ей Иван, прикрывая казачку от
разящей сабли ордынца.
     - Не уйду!  - решительно блеснула глазами Агата, опуская саблю на
татарина.
     Храбро держалась на стене и Любава. Когда-то отец научил ее метко
стрелять  из  пистоля,  и  теперь это сгодилось.  Немало ордынцев пало
после ее выстрелов. А когда кончились заряды, Любава принялась лить на
татар горячую смолу.
     Девушку приметил  Васюта  и  поспешил  стать   к   ней   поближе.
Покрикивал:
     - Ай да Любушка! Так их, поганых!
     А Любава  нет-нет да и взглянет на рослого детину.  Был он удал и
ловок,  сокрушал врагов с лихостью и озорством, будто вышел не на злую
сечу, а на игрище.
     Когда на стене стало особенно жарко,  Васюта спас Любаву от  двух
наскочивших  янычар.  Он с такой яростью накинулся на врагов,  с таким
желанием защитить Любаву,  что турки в страхе отпрянули от девушки,  и
полегли от неистового меча Васюты.
     Лютая битва продолжалась у пролома.  Тут донцы сражались во главе
с  есаулами Федором Берсенем и Григорием Соломой.  Бились остервенело,
насмерть,  понимая,  что отступить нельзя  и  на  пядь.  Стоит  слегка
дрогнуть,  поддаться  -  и  лавина  врагов  сомнет защитников и бурным
речным потоком заполонит город.  И тогда уже никто и ничто  не  спасет
Раздоры.
     Берсень разил татар длинным увесистым  топором  и  после  каждого
удара  протяжно  крякал,  будто колол не ордынские головы,  а чурбаки.
Подле наседал на крымчаков Григорий Солома,  в руках его  был  тяжелый
шестопер,   гулявший  направо  и  налево  по  черным  бараньим  шапкам
степняков.
     Богдан Васильев  в  сече не участвовал:  он руководил обороной из
Войсковой избы,  перебрасывая казачьи станицы то в одно,  то в  другое
горячее место. А таких мест было вдоволь: и на стенах, и у брешей, и у
многочисленных пожарищ.
     До самых  потемок  продолжалась  битва,  но  янычарам,  спахам  и
крымчакам так и не  удалось  одолеть  казаков.  Они  вновь  отступили,
оставив у стен крепости тысячи убитых.
     - Слава богу, продержались! - перекрестился Тереха Рязанец.
     - Выстояли, - облегченно передохнул Богдан Васильев.
     - Не гулять поганым по Раздорам! - молвило казачье войско.
     Донцы заделали  проломы  и  бреши  и,  выставив ночные караульные
дозоры,  повалились на отдых. Казачки же поспешили к раненым и увечным
-  таких немало было в каждой станице.  Свыше пятисот казаков потеряли
Раздоры. Родниковцы недосчитались тридцати донцов; молодые казаки Юрко
и Деня получили тяжелые раны.
     Получил отметину от янычарского ятагана и Иван Болотников,  но, к
счастью,  рана оказалась неглубокой.  Болотников так же, как и Секира,
прижег рану порохом и начал готовиться к ночной вылазке.
     Вскоре к нему пришел Федька Берсень. Увидев перевязанную лоскутом
рубахи руку, нахмурился.
     - Нельзя те на вылазку. Оставайся здесь.
     - Чудишь,  Федор.  И не подумаю... Ты лучше скажи, готовы ли твои
люди?
     - Готовы. Васильев нам четыре сотни выделил.
     - Четыре сотни?.. Много, пожалуй, Федор. Как бы шуму не наделать.
Обойдемся и двумя.
     - А не мало?
     - Хватит,  Федор.  Поплывем на пяти стругах.  Только бы ночка  не
подкачала.
     - Авось не подкачает.  Сиверко тянет.  Добро бы Илья прогневался.
Уж так бы кстати!
     Подошел Рязанец. Покуда шел бой, он готовил к вылазке снаряжение:
кожаные мешочки для пороха, фитили, огниво, веревки, багры и крючья.
     - Дело за вами, молодцы.
     - Идем,  Терентий.  А  с  собой беру Нечайку,  Секиру,  Васюту да
Мирона Нагибу. Казаки надежные, - молвил Болотников.

     Перед вылазкой Иван еще раз проверил отобранных казаков.
     - Пойдем  налегке.  Ничего  лишнего  не брать.  По паре пистолей,
саблю,  огниво - и довольно. И замок на роток. Мы должны быть невидимы
и неслышимы.  Ранят - терпи,  погибать станешь - терпи! Иначе и галеры
не взорвем, и себя загубим, - строго напутствовал Болотников.
     - Не подведем, батько! - заверил Мирон Нагиба.
     Провожала донцов  вся  казачья  старшина  во  главе  с   атаманом