А на   последнем  корабле  продолжалась  лютая  сеча.  На  галере
оказалось более трехсот янычар,  и казакам пришлось  туго.  Надо  либо
отступать, либо пробираться к пороховому трюму напролом.
     - Вспять не пойдем! Прорвемся, браточки! - восклицал Емоха.
     Он не  попал  в  число  отобранных  для  вылазки  донцов и крепко
осерчал. С обидой подошел к Болотникову.
     - Чего ж ты,  батька,  меня не берешь?  Аль я худо саблей владею?
Аль когда за чужую спину ховался?
     - Не держи на меня сердце,  Емоха.  Славный ты казак, о том всему
Дону ведомо. Но на галеры не возьму.
     - Да почему ж, батька?!
     - Ранен ты.
     - Да какая ж то рана? - заершился Емоха. - Эко дело, ухо отсекли.
Руки-то у меня целехоньки. Сам-от небось идешь?
     - Иду,  Емоха. Иду, потому что сам на это дело напросился. А тебе
велю на стенах быть. И не гневайся.
     Но Емоха  атамана  не  послушал.  Он таем проскользнул в подкоп и
затерялся среди казаков.
     Теперь Емоха  прорубался  с  повольницей к трюму.  Его сабля то и
дело опускалась на головы янычар. Да и остальные казаки были неистовы,
они все ближе и ближе продвигались к пороховому отсеку. Но врагов было
слишком много,  силы казаков таяли.  В  трюм  ворвалась  лишь  горстка
повольников, другие полегли под ятаганами янычар.
     - Тут зелье, Емоха! - прокричал один из окровавленных донцов.
     - Вырубай  днище!  -  приказал  казаку Емоха,  обрушивая саблю на
очередного турка.
     - Отсель не выбраться,  братцы! - воскликнул, осатаневший от ярой
сечи казак в рыжей шапке-кудлатке.
     - А пущай!  - отчаянно сверкнул белками Емоха.  - Ведали,  на что
шли! Загнием, но корабль взорвем! Так ли, донцы?
     - Любо, Емоха! - отозвались казаки.
     Янычары попытались было оттеснить повольников от  бочек,  но  тут
Емоха подхватил с полу упавший факел и ринулся с ним к зелью.  Янычары
с ужасом кинулись к выходу.
     В пороховом  отсеке  остались лишь одни казаки.  Их было шестеро,
шестеро отважных повольников.
     - Попрощаемся, донцы, - молвил Емоха.
     Казаки скинули трухменки, ступили друг к другу, обнялись.
     - Мы  не посрамили вольного Дона.  Не гулять басурманам по Дикому
Полю! - горячо воскликнул Емоха, подходя с факелом к пороховой бочке.
     - Не гулять!
     - Смерть, поганым!
     - Слава Дону!
     Емоха метнул в бочку факел.
     От страшного   взрыва   корабль   разнесло   на   части.  Обломки
взметнулись в небо на добрую сотню саженей. Вместе с галерой погибли и
две  каторги,  подплывшие  к  кораблю  на помощь.  Сотни янычар обрели
смерть в донских водах.
     Кровавый свет  озарил  реку,  но  казачьи  струги  были  уже  вне
опасности.  Повольники сняли шапки:  они поняли - донцы  с  последнего
струга взорвались вместе с турецким кораблем.

ГЛАВА 13
                            ЗЛОЙ, ОРДЫНЕЦ

     Страх и уныние царили в ордынском войске.
     Мурза Джанибек истязал плетью невольника.  Обезумев от ярости, он
хлестал раба до тех пор,  пока в изнеможении не пал на мягкие шелковые
подушки.
     - Презренные гяуры!..  Собаки!  - грызя зубами подушку,  захрипел
он.  А  потом,  чуть передохнув,  вновь поднялся и ударил раба жильной
плетью.
     Невольник не вскрикнул и не шелохнулся; он покорно распластался у
ног разъяренного мурзы,  ткнувшись лицом  в  бухарский  ковер.  Носком
сапога Джанибек перевернул невольника на спину. Раб был мертв.
     - Вынесите эту падаль! - закричал мурза.
     Телохранители выбросили   невольника   за   полог  шатра.  Нукеры
завернули мертвое тело раба в кошму и поволокли к Тану.
     Разгневан был  и  Ахмет-паша.  Он  вымещал свою ярость на любимой
наложнице, ради которой покинул вечером галеры.
     - Если  бы я остался на корабле,  урусам не удалось бы отнять мои
галеры! - кричал паша. - Мои янычары прогнали бы гяур прочь. Это ты во
всем виновата,  подлая! Ты чересчур греховна, днем и ночью тянешь меня
на ложе. Я прикажу кинуть тебя янычарам!
     - Прости  меня,  солнце  Востока.  Но  за мной вины нет.  Неужели
любовь моя принесла несчастье?  Смилуйся и сжалься надо  мной.  Ты  не
найдешь прекрасней и желанней наложницы. Ты...
     - Замолчи, презренная!
     Ахмет-паша оттолкнул  ногой  наложницу и рывком распахнул золотой
полог  шатра,  за  которым  толпились  три  десятка  телохранителей  с
обнаженными ятаганами.
     - Халима ваша!
     Телохранители переглянулись и не сдвинулись с места.
     - У вас что, отнялись ноги? Выполняйте приказ, шакалы!
     Телохранители повиновались. Они молча вошли в шатер и вытащили из
него перепуганную наложницу.
     - Хорзы мне! - крикнул Ахмет.
     Но вино не принесло утешения. Похмелье было еще более горьким.
     "Султан Магомет  не простит мне такой оплошности.  Он отрубит мою
голову,  - мрачно раздумывал Ахмет, стискивая ладонями виски. - Теперь
надо либо взять Раздоры, либо умереть".
     Но умирать паше не хотелось.  Он был еще довольно молод и  жаждал
денег, почета и власти. Он хотел стать верховным визирем, вторым лицом
великой Османской  империи.  Султан  Магомет  и  визирь  Ахмет  должны
управлять народами Азии,  Кавказа и Востока.  Мечте, казалось, суждено
было сбыться.  Теперешний визирь был наместником Азова.  Но сейчас  он
стар  и  немощен,  и  не сегодня - завтра отправится к Аллаху.  Султан
Магомет захочет увидеть своим ближним советчиком Ахмет-пашу... Захочет
ли  теперь?  Султан  капризен  и  мстителен,  он  не пощадит за потерю
турецкого флота и  двадцати  восьми  тяжелых  осадных  кулевринов.  Не