вовсе арканом не оттащишь: ждет-пождет, пока Любава не выйдет.
     - Ну что ты все ходишь? - сердито молвит она.
     А Васюта, положив ей ладони на плечи, жарко шепчет:
     - Любушка ты моя ненаглядная.  Побудь со  мной...  Люба  ты  мне,
зоренька.
     И вот уж Любава оттает, сердитого голоса как и не было. Прижмется
к Васюте и сладко замрет на груди широкой.  Полюбился ей казак, теперь
из сердца не выкинешь.  Да и как не полюбить такого добра  молодца?  И
статен,  и весел,  и лицом красен,  и на стенах храбро ратоборствовал.
Всем казакам казак!
     Уйдут под вербы и милуются.  Васюта зацелует,  заголубит, а потом
спрашивает:
     - Пойдешь ли за меня?
     - Не пойду,  - отвечает Любава, а сама к парню тянется, к сладким
устам льнет.
     Вскоре не вытерпел Васюта и заявился  в  новую  есаульскую  избу.
Григорий Солома вечерял с домашними за широким дубовым столом.  Васюта
перекрестил лоб на божницу, поясно поклонился хозяину и его семье.
     - Здоровья вам!
     - Здоров будь,  Василий.  Проходи,  повечеряй с  нами,  -  молвил
Солома  и  кивнул  Домне Власьевне,  чтоб та поставила еще одну чашку.
Любава же вспыхнула кумачом,  очи потупила.  Васюта оробело  застыл  у
порога.
     - Чего ж ты, казак? Аль снедь не по нраву?
     Васюта грохнулся на колени.
     - Не вечерять пришел,  Григорий Матвеич...  По делу я...  Мне  бы
словечко молвить.
     Солома оторопел: казак, видно, и впрямь свихнулся. Когда это было
на Дону, чтоб казак перед казаком на колени падал!
     - Ты чего в ногах валяешься, Василий? А ну встань! Негоже так.
     - Не встану...  Не огневайся,  Григорий Матвеич...  Отдай за меня
дочь свою.
     Солома поперхнулся,  заплясала ложка у рта. Глянул на зардевшуюся
Любаву, на жену и вдруг в сердцах брякнул ложкой о стол.
     - Да ты что,  парень,  в своем уме?..  А ну прочь из избы! Прочь,
гутарю!
     Васюта понуро вышел на баз.
     "Из дому выгнал!  Не люб я ему...  Как же, из домовитых. Я же гол
как сокол...  Ну,  да один черт, не будет по-твоему, Григорий Матвеич.
Любаву на коня - и в степи!"
     Побрел к вербам.  Час просидел,  другой, а когда закричали первые
петухи, услышал за спиной тихие шаги. Оглянулся. Любава!
     - Голубь ты мой!
     Кинулась на грудь, обвила шею горячими руками.
     - Все-то  ждешь.  А  мне  батюшка  выйти  не дозволил,  в горницу
отослал. Тайком вышла.
     - Увезу  тебя,  Любавушка.  В  Родниковскую  станицу увезу!..  Ты
погодь,  за конем сбегаю.  Я скоро,  Любушка! - Васюта метнулся было к
Федькиному базу, но его удержала Любава.
     - Да постой же,  непутевый!..  Батюшка, может, тебе и не откажет.
Строг он, старых обычаев держится. Он хоть и казак, но по-казачьи дела
вершить не любит. Ты бы прежде сватов заслал.
     - Сватов?..  А  не выставит за порог?  У меня ни кола,  ни двора.
Батюшка же твой к богатеям тянется.
     - И  вовсе  не  тянется.  Просто неурядливо жить не хочет.  Уж ты
поверь мне, Васенька. Зашли сватов.
     - Ладно,  зашлю,  -  хмуро  проронил Васюта.  - Но коль откажет -
выкраду тебя. Так и знай!
     Первым делом  Васюта заявил о своем намерении Болотникову,  Тот в
ответ рассмеялся!
     - Да ты холостым-то,  кажись, и не хаживал. А как же ясырка твоя?
Давно ли с ней распрощался?
     - Ясырка  ясыркой.  То нехристь для забавы,  а тут своя,  донская
казачка. И такая, брат, что не в сказке сказать...
     - Ужель Любава тебя присушила?  А я-то думал,  вовек не быть тебе
оженком, - продолжал посмеиваться Болотников.
     - Все,  Иван,  отгулял. Милей и краше не сыскать... Да вот как на
то Солома глянет? Казак он собинный. Вечор меня из дому выгнал. Ложкой
об стол... Ты бы помог мне, Иван.
     - Солома - казак серьезный.
     Болотников, перестав  улыбаться,  искоса,  пытливо  посмотрел  на
Васюту.
     - Давно  ведаю  тебя,  друже.  Славный  ты казак,  в товариществе
крепок,  да вот больно на девок падок.  Побалуешься  с  Любавой  и  на
другую  потянет.  А  казачка  она  добрая.  Как же мне потом с Соломой
встречаться?
     - Да  когда  ж  я тебя подводил!  - вскричал Васюта и,  распахнув
драный  зипун,  сорвал  с  груди   серебряный   нательный   крест.   -
Христом-богом клянусь и всеми святыми, что до смертного часа с Любавой
буду!
     - Ну,  гляди,  друже. Будь своему слову верен... Дойду до Соломы,
но коль откажет - не взыщи.  Я не царь  и  не  бог,  тут,  брат,  дело
полюбовное.
     С раздорским есаулом родниковский атаман покалякал в тот же день.
Повстречал его у Войсковой избы.
     - Ваську Шестака ведаешь?  - без обиняков приступил  к  разговору
Болотников.
     - Как не ведать,  - хмыкнул  Солома.  -  Он  что  у  тебя  совсем
рехнулся? На стенах, кажись, без дуринки был.
     - Кровь в казаке гуляет,  вот и ходит сам не  свой.  Любава  твоя
дюже поглянулась, жениться надумал.
     Солома насупился, над переносицей залегла глубокая складка, глаза
построжели.
     - О том и гутарить не хочу.  Одна у меня Любава.  Нешто отдам  за
Ваську дите малое?
     - Видали мы это дите. Не Любава ли лихо ордынца била?
     - Все били - и стар, и мал.
     - Вестимо, но Любаву твою особо приметили. А ты - "дите".
     - Рано ей замуж, - еще более нахохлился Григорий Солома.
     Любил он дочь, пуще жизни любил. Сколь годов тешил да по-отечески