- Поздравляем   тебя,  тысяцкий,  с  большим  боярином,  дружкою,
поддружьем, со всем честным поездом, с молодым князем да со княгинею!
     Гости подняли  заздравные  чары,  однако  не пили:  ждали,  когда
осушит свою чару тысяцкий.  Федька  стоял  нарядный  и  горделивый,  и
никого,  по  обычаю,  не  поздравлял.  Но  вот  он  до дна выпил чару,
крякнул, крутнул ус и молодецки тряхнул черными кудрями.
     - Гу-у-ляй!
     И начался тут пир веселей прежнего!
     В полночь  набольший  дружка завернул курицу в браную скатерть и,
получив от Григория Матвеича,  Домны Власьевны,  посаженных  родителей
благословение  "вести  молодых  опочивать",  понес  жаркое  в  сенник.
Молодые встали и подошли к двери.  Григорий Матвеич,  взяв руку дочери
и, передавая ее жениху, напутствовал:
     - Держи жену в строгости да в благочестии.
     Васюта низко поклонился и повел Любаву в сенник. Домна Власьевна,
в вывороченной  меховой  шубе,  осыпала  молодых  хмелем.  Всплакнула.
Васюта облобызал ее и весело произнес:
     - Не кручинься,  матушка. Любава счастлива за мной будет. Станешь
глядеть на нас да радоваться.
     - Дай-то бог, - перекрестила оженков Домна Власьевна и со слезами
на глазах подтолкнула обоих в опочивальню.
     Оставшись одни,  молодые тотчас потянулись друг  к  другу.  Жарко
целуя Любаву, Васюта молвил:
     - Стосковался по тебе,  ладушка.  Зоренька ты моя ненаглядная,  -
поднял  молодую  на  руки и понес на постель.  Но Любава выскользнула,
сказала с улыбкой.
     - Погодь,  муженек.  Я ж тебя разуть должна.  Слышал, что матушка
наказывала?
     - Да  бог с ним!  - нетерпеливо махнул рукой Васюта.  - Наскучили
мне эти обряды.
     - Нельзя,  Васенька.  Матушка меня спросит. Садись, государь мой,
на лавку.
     Васюта сел и,  посмеиваясь,  протянул Любаве правый сапог.  Но та
ухватилась за другую ногу.
     - Левый сниму.
     Сняла сапог,  опрокинула.  Об   пол   звякнула   монета.   Любава
рассмеялась.
     - Везучая я, муженек!
     - Везучая, Любушка! - кивнул Васюта и понес жену на мягкое ложе.
     А свадьба гуляла;  и часу не прошло,  как тысяцкий послал  малого
дружку  к  молодым.  Нечайка  вышел в сенник и постучал в опочивальню.
Ухмыляясь, вопросил:
     - Эгей, новобрачные! Хватит тешиться. Все ли у вас слава богу?
     - Все в добром здоровье, дружка! - крикнул жених через дверь.
     Дружка, не мешкая, известил о том родителей невесты:
     - Жених гутарит,  что все в добром здоровье,  Григорий Матвеич  и
Домна Власьевна.
     Солома довольно  крякнул,  а  Домна  Власьевна  не  без  гордости
молвила:
     - Блюла девичью честь, Любава, не посрамила родителей.
     "Сидячие боярыни"   чинно  выбрались  из-за  свадебного  стола  и
прошествовали в опочивальню молодых;  выпили  там  заздравные  чаши  и
вновь возвратились к гостям.
     А пир гудел до самого доранья.  Многие свалились под  столами,  в
сеннике,  на  базу.  Упился  и сам тысяцкий.  Гости,  что еще на ногах
держались,  вынесли Федьку во двор и положили на копешку сена. Берсень
богатырски захрапел.
     Девки устроили  было  хоровод,  но  казаки  принялись  озоровать:
вытаскивали девок из хоровода, тискали, тянули за курень.
     - Ишь как разошлись,  - улыбнулась Агата и ступила к Болотникову.
- Лихие ныне казаки, проводил бы меня домой, Иван.
     Болотников подхватил молодую женку под руку и повел к  Федькиному
куреню.  Агата тесно прижалась; веселая, улыбчивая, заглядывая в лицо,
сказала:
     - Хорошо мне с тобой, Иванушка.
     Тот ничего не ответил,  лишь почувствовал, как еще больше хмелеет
от ее близости, от жаркого тела.
     Вошли в курень.  Агата запалила от негасимой  лампадки  свечу,  а
Болотников шагнул к двери.
     - Пойду я... На баз пойду.
     - Зачем же на баз, Иванушка? В курене нонче свободно.
     Агата близко подошла к Болотникову,  глаза ее  влажно  и  мятежно
блестели.
     - Давно хотела сказать тебе,  Иванушка... Запал ты в душу, крепко
запал, сокол. И нет без тебя мне радости.
     Обвила Болотникова руками,  плотно прижалась всем  телом,  и  это
прикосновение  обожгло  его.  Унимая  горячую  дрожь,  Иван  попытался
отстраниться от Агаты, но та прильнула еще теснее.
     - Федька же у тебя... Федька.
     - Одного тебя люблю, сокол мой. Одного тебя... Мой ты седни, мой,
Иванушка!..

ГЛАВА 5
                                ОРАТАЙ

     В один  день  пришли  две  черные   вести.   Вначале   прискакали
караульные с дозорных курганов.
     - Азовцы выступили! Опустошили Маныч да Монастырский городок. Две
тыщи коней свели!
     Донцы взроптали:
     - Неймется поганым! Мало их били. Отомстим азовцам!
     А спустя малое время - новые гонцы:  пораненные,  в окровавленной
одежде.
     - Да то ж казаки с Воронежа! - ахнули повольники.
     - Стрельцов  на нас бояре натравили.  Сеча у застав была,  многие
пали, - удрученно и зло молвили ходившие за хлебом донцы.
     Казаки еще пуще закипели:
     - Вот  вам  царева  милость!  Измором  хотят  взять.   С   голоду
передохнем!
     - В города не пропущают, казаков казнят!