Стрелецким приказом о ту пору ведал?
     - Кто?  -  Секира  малость  призадумался.  -  Дай  бог  памяти...
Вспомнил,  батюшка!  Сицкий Петр Пантелеич. Дородный, казистый, борода
до пупа.
     - Верно, гультяй, верно. Знавал я Петра Пантелеича, мудрейший был
человек.  Преставился летось на Лукерью-комарницу,  - голова вздохнул,
набожно  закатил к синему небу глаза,  стукнул о лоб перстами.  Трижды
перекрестился и Секира. А голова продолжал выведывать:
     - А в каком кафтане батюшка твой щеголял? Поди, в малиновом?
     - Никак нет,  отец-воевода.  В лазоревом.  (Стрельцы делились  на
приказы (полки), и для каждого полка шились строго определенного цвета
кафтаны.  Так, один полк ходил в голубых кафтанах, другой - в красных,
третий - в зеленых и т. д.)
     - Ах да,  опять запамятовал.  В лазоревом  у  Сицкого  ходили,  -
голова помолчал,  поскреб пятерней бороду. Не врет гультяй, никак, и в
самом деле был сыном стрелецким.
     - О какой вести хотел молвить?
     - Невзлюбил я казаков,  батюшка.  Одна  крамола  у  них  на  уме,
супротив  царя воруют.  Намедни посла турецкого пограбили,  деньгой да
саблями полны  кули  набили.  А  теперь  на  Воронеж  идти  помышляют,
бунташные хари. Изловил бы их, батюшка.
     - Степь-то широка, гультяй, изловишь вас.
     - Изловишь, отец-воевода. Казаки ноне недалече, и всего-то в двух
верстах.
     - Да  ну!  -  встрепенулся  голова  и  с беспокойством поглядел в
степь. - Не вижу что-то.
     - В лощине они,  батюшка.  Тризну правят.  Шесть десятков. Сидят,
винцо попивают да  дружков  поминают.  Вон  как  ты  ловко  казаков  в
лощине-то уложил. И эти никуда не денутся.
     - А не лукавишь?  - голова  искоса  глянул  на  Секиру.  -  Башку
смахну, коль врешь.
     - Помилуй бог,  батюшка.  Вот те крест!.. Пошто же я стану врать,
коль сам к тебе пришел. Мне, чать, еще пожить охотца.
     Голова прошелся  взад-вперед,  а  затем  опустился  на   походный
стулец. Возле переминались сотники.
     - Что порешишь, Кузьма Андреич? - спросил один из них.
     Голова призадумался. Дело-то не простое, с казаками воевать худо.
Дерзкий народец!  Бьются насмерть. В лощине той сами полегли, но и три
десятка  стрельцов  повалили.  Шутка  ли!  А стрелец тебе не гультяй -
человек государев,  и за каждого надлежит перед царем  батюшкой  ответ
держать:  как да что и по какому нераденью служилых не уберег?  Правду
сказать, казаки-то сами полезли. Норовили их в полон взять да в Самару
отвезти,  а  казаки  -  в  сабли!  "Донцы  в  полон  не сдаются!" И на
стрельцов.  Хотели было прорваться, да не выгорело. Так все и полегли,
нечестивцы!
     На украйные земли Кузьму Смолянинова послали в пролетье, когда на
Москве начал сходить снег;  послали не одного.  Собрал начальных людей
Годунов в своих палатах и молвил:
     - Стоять  вам  на Украине крепко.  Беглых мужиков ловить и вспять
возвращать.  Казакам же с Понизовья - ни проходу,  ни проезду.  А тех,
кто  в  Верховье  лезет  да разбой чинит,  купцов да послов грабит,  -
полонить и казнить смертью.
     Выполнял наказ Кузьма Смолянинов с усердием:  и на Украину прибыл
вовремя, и беглый люд прытко ловил, и казакам проезду не давал. Бывали
и стычки:  казаки ярились,  саблями махали,  но голова не из пугливых.
Случалось ему и с ливонцем воевать, и с татарином драться. В девяносто
первом  году,ратоборствовал в Большом полку. Славно бился, сам воевода, князь Федор
Иванович  Мстиславский,  похвалил:  "Добрый  воин  Кузьма  Смолянинов,
живота не щадит". Наградил сотника золотым кубком, а государь поместье
пожаловал. (     На казаков Кузьма Смолянинов шибко серчал.  Кабы не они, сидел бы
сейчас  в  приказе  на Москве да меды попивал.  Вольготно жилось ему в
Белокаменной,  вольготно,  сытно да  весело.  А  тут  тебе  ни  терема
красного, ни баньки душистой, ни снеди обильной. Рыщи себе по степи да
мужиков заарканивай,  а того хуже - с воровскими казаками воюй. Биться
же с ними - не пряники жевать. Хитрей да храбрей казака на белом свете
нет. Тяжко донцов воевать!
     Дня три назад к голове прискакал с волжских застав гонец. Доложил
с глазу на глаз:
     - От саратовского воеводы к тебе прислан, Кузьма Андреич. Повелел
известить,  что из Раздор к Волге казачье войско выступило с воровским
умыслом. Надо встретить и разбить гулебщиков.
     - Велико ли войско? - первым делом спросил Смолянинов.
     - Не шибко велико, с полтыщи.
     - Полтыщи мне не осилить. Стрельцов моих всего три сотни.
     - Подмога  будет.  Из  Саратова  сам воевода выступил,  а у него,
почитай,  тыща служивых.  Тебе ж покуда велено казаков выследить. Надо
выведать,  куда они путь держат. А там и саратовский воевода подойдет.
Нельзя гулебщиков пущать на Волгу.
     - Мудрено.  Волга - не ручеек, поди опознай, где гультяи вылезут.
Пожалуй, и не выслежу, - засомневался Смолянинов.
     - Велено порадеть, Кузьма Андреич.
     Кузьма Андреич порадел.  Отыскал-таки казаков.  Но  их  почему-то
оказалось  всего  два  десятка,  и  непонятно было,  откуда пришли эти
гультяи.  То ли они с Медведицы, то ли с Хопра, а то ли с самого Дона.
Дикое  Поле  велико,  попробуй угадай.  Попытался было казаков в полон
взять да все выведать, но те и не подумали бросать сабли, так и сгибли
в сече.
     - Так как, Кузьма Андреич, пойдем брать гультяев? - вновь спросил
один из сотников.
     И на сей раз голова  ничего  не  ответил,  лишь  уперся  пытливым
взором в казака-перебежчика.
     - Откуда твои гультяи?
     - Откуда?  -  переспросил  Секира и малость замешкался.  К такому
вопросу он был не готов.  Правду сказать - тайну открыть,  словчить  -
можно  на  крючок угодить.  - Не ведаю,  как и молвить,  отец-воевода.
Казаки-то наши из разных мест.  Кто с Битюга,  кто с Айдара, а кто и с
Медведицы. Не сидят сиднем, знай по степи крутят. Седни они на Воронеж
кинутся,  завтра на азовцев  пойдут,  а  то  и  на  московских  послов